ПРОЕКТ "Зоны времени" - мой роман

Этот роман впервые  был опубликован на болгарском языке в болгарском журнале   "СОВРЕМЕННИК", № 2, 2007

 

На болгарском языке роман можно прочитать здесь: 

ПРОЕКТЪТ “Зоните на времето” -   роман

 

             „Однажды ночью жертвы будут становиться убийцами,

              и   другие убийцы воспрянут против большего зла.

               И после этой ночи мир станет иным.”

        

                                                            Из Проекта „Зоны времени”

  

1. 

           Бил Шлиман вышел к парадному входу клуба „Рояль“. Он был  пятидесятилетним, худым, некрасивым, всегда безупречно одетым. На улицах все еще было пусто, и воздух искрился ароматом черешневого цвета.

           Он любил этот ранний час дня, когда Урбабинци медленно просыпался.

           Неприметный когда-то поселок, в котором жили около четырех тысяч человек, расположенный к югу от Искара и на перекрестке дорог из Европы в Азию и с севера на юг, единственным средством пропитания которого была рыбная ловля в реке, создающей неудобства из-за болотистых мест, кишащих, конечно, комарами, давно превратилось в крупнейший город на Балканах. Летом только число туристов превышало четырех миллионов.

           Урбабинци был Мекой для тех, кто имели деньги и умели их тратить. Казино, рестораны, выставочные, концертные и игорные залы, ночные клубы привлекали туристов со всего мира. Спокон векол люди знали, что лучшее стоит дорого. В Урбабинци были собраны и предлагались красота и утонченные удовольствия высшего сорта из Азии, Балкан и Ближнего Востока.  Днем тут звучала самая разнообразная речь.

           Клуб „Рояль“ был в числе известнейших заведений. Он был излюбленным местом художников, писателей, артистов, некоторые из которох - всемирно известных. Поставить свою подпись на стене в „Голубом зале“ было делом престижа, почти равноценным призам „Оскар“ и „Пулицер“.

           Журналисты – другая внушительная гильдия – собирались в клубе „Сантория“ напротив. Разделявшая оба клуба улица называлась  „Белые черешни“. Она получила это название, благодаря старым черешневым деревьям, которым чудодейственным образом удавалось выжить после каждого решения об обустройстве города. Пару сотен лет назад, в карете с четверкой лошадей каждый день по ней ездил патриарх всемирной прозы Оноре Леон. Семидесятью годами позже именно здесь, под одной из черешен был убит непревзойденный публицист Вильгельм Хара. В последние несколько десяток лет почти не было выдающейся личность, не заходившей в один из обоих клубов. Только неделю назад в „Рояль“ заглянул, чтобы „поболтать“ с парой писателей, Джон Далас, будущий президент Европейских штатов – по крайней мере так указывали прогнозы. Поток знаменитостей не иссякал! Эта улица имела не только прошлое, но и будущее. „Белые черешни“ была двухсторонней улицей, длиной не больше трех километров. В часы пик пробки становились жуткими. Часто к радости разозленных водителей среди машин ходили стройные официантки в коротких юбочках, носившие подносы с напитками – столик одного клуба угощал друзей из другого! Эта картина была особо возбуждающей в поздние часы ночи, когда улица обливалась пульсирующими огнями множества реклам.

           Немногие знали, что владельцем обоих заведений является Бил Шлиман. Теперь он придирчиво посмотрел близорукими голубыми глазами на столики, вынесенные на тротуар. Он каждое утро лично проверял, все ли в порядке.

Посетителей все еще не было, за исключением пары туристов, скорее всего из Баварии. Мужчине было лет сорок, он, может быть, был банковским чиновником, чуть полным из-за сидячего образа жизни. Женщине было под тридцать,  она была пышной и преждевременно увядшей. С точностью можно было сказать, что оба жаждут хотя бы мимолетного прикосновения к атмосфере звезд, а это мог дать им клуб „Рояль“. Но не в столь же ранний час! Видимо, у мужчины было иное представление о ритме жизни выдающихся людей, так как даже в этот ранний час он сжимал камеру наготове.

Бил Шлиман еще раз огляделся вокруг. Все было безукоризненно. Как всегда.

Он зашел в зал и сел за ближайший столик у двери. Управляющая – женщина лет сорока – прошла через салон и преподнесла ему капучино с тремя кубиками льда, как каждое утро. Он кивнул и она удалилась.

Перед ним, как и на всех остальных столиках, лежало по номеру трех крупнейших газет : „Ньюзуик“, „Факел“ и „Таймс“. Он посмотрел заголовки крупным шрифтом: „Бунты в Палестине“, „Убит лидер лондонских сепаратистов“, „Переворот в Гонконге“. Ничего интересного! Нашел рубрику о бегах и тогда почувствовал это – будто его толкнули в грудь! Несколько столиков на улице бесшумно соскользнули к витрине, а газеты разлетелись, будто их сдуло внезапным ветром.

Но ветра не было.

Бил огляделся на бар. Управляющая и обе официантки стояли, застыв, как восковые фигуры.

Последовал новый толчок. Еще сильнее. Послышался звук сыплющихся стекол, газеты шумно разлетелись в воздухе, как сумасшедшие птициы.

И тогда он увидел ребенка!

 Он шел по середине улицы, был лет пяти, белобрысым, в коротких шортах и босым.    

Бил упал на колени на песок и уложил Полин на берег. Он отчаянно стал массировать ее сердце. Время растянулось. Небо спустилось низко, и волны коснулись его зарывшихся в песок ног. „Пожалуйста, не умирай!“ – прошептал он. Ее лицо стало синеть. Он прижал ее к груди,  поднял отчаянный взгляд на небо и закричал: „Прошу тебя: Не умирай!”

           А небо над головой стекленело от злости.

 

Видение исчезло также неожиданно, как и появилось.

Ребенок стоял, прижавшись к близкому дереву и, подняв руки, будто пытался обнять ствол.

Все застыло, как запечатленное на вечность мгновение. Вдруг крона дерева задрожала, и на ребенка посыпались лепестки черешни.

За спиной Била кто-то завизжал.

 

2. 

Жиль Беллас подбежал к своей машине. Вчерашним вечером он допоздна задержался в редакции, а затем, хотя и не был дежурным по выпуску номера, подождал, пока газета начнет крутиться – номер без неожиданностей, описок или не предусмотренных изменений, которые надо внести в последнюю минуту – из тех номеров, что расслабляют нервы журналистов, работающих в редакциях газет. Он приехал домой далеко за полночь и припарковал машину у подъезда дома, в котором жил и который был одной из привилегий, отвоеванной газетой „Факел“ для ее элитных журналистов.

Но не прошло и пяти часов, и вот, телефон зазвонил.

Жиль сел в машину и рванул с места.

Продавцы газет уже вынесли и уложили огромные кипы утренних изданий, а продавцы открывали магазины и кафе. Урбабинци был городом, который никогда не спал. В этот ранний час, однако, в воздухе витал вкус довольного и сладкого потягивания.

Жиль пересек Бульвар желаний, повернул в несколько тихих односторонних улочек и, нарушая правила, кратчайшим путем добрался до клуба „Рояль“. На миг посмотрел на свое лицо в зеркало обратного видения – лицо тридцатилетнего мужчины с острыми чертами и коротко стрижеными светлыми волосами. Под его выпуклыми глазами темнели круги. Он в спешке надел рубашку со вчерашнего вечера, и теперь это создавало ему еще больше дискомфорта после короткого сна и особенно из-за отсутствия утреннего душа.

Как только он выбрался из „Белых черешен“, сразу же почувствовал напряженность. Четыре полицейских машин оцепили район и перекрыли движение. Его это не касалось. Эмблемы „Факел“-а на его машине служили солидным пропуском. И полицейские пропустили его. Их лица были напряженными и строгими. Они слышали, что тут появилось „то“.

А все начиналось пятого мая прошлого года, когда в одной из станций метро светильники ни с того – ни с сего стали мигать и лопаться, а двери – молниеносно открываться и закрываться. Поразительным было то, что в последовавшей панике не было пострадавших из-за разбитых окон или зажатых дверями. Один двадцатисемилетний мужчина получил инфаркт. Но у него был искусственный клапан сердца, и смерть инвалида была не в состоянии кого-либо смутить в многомиллионном городе, хотя и в  смущающей ситуации.

Престижные издания отметили этот случай в нескольких строках, намекая на перебои с электричеством. Лишь желтая пресса выделила целые страницы и в течение нескольких недель печатала интервью от очевидцев, утверждавших, что стали свидетелями необычных происшествий.

Два месяца спустя произошел второй инцидент. В Западном квартале, во время послеобеденной службы в церкви баптистов в какой-то момент не зажженные свечи вдруг стали загораться шипящим голубым пламенем. В воздухе разлетелись предметы, а распятие весом в пятьдесят килограмм рухнуло у ног пастора. Присутствующие впали в религиозный делириум. Одна восьмидесятилетняя женщина скончалась. Пять месяцев после этого случая, получившего бòльшую огласку и множество толкований, 29-го октября, часам к девяти утра в Центральное управление полиции и в „Скорую помощь“ поступили множество путаных сообщений из крупнейших супермаркетов в Восточном квартале. Сотрудники полиции, прибывшие первыми и вынужденные взломать двери, чтобы войти, были поражены увиденным. Обезумевшие клиенты бегали по огромным залам среди разбросанных товаров, перевернутых и разбитых прилавков. Все говорили несвязанно. И только спустя некоторое время подоспевшие репортеры стали понимать, что тут в течение нескольких минут „что-то“ безобразничало. У сорокачетырехлетнего мужчины, бывшего военного пилота, произошел инсульт. И опять же никого не ранило. Многие из клиентов были уважаемыми гражданами, и их показания о том, что они пережили, заслуживали внимания. Один репортер-фрилансер первым обнаружил связь между тремя происшествиями и использовал выражение „проклятые“. Имея ввиду троих скончавшихся. Он не мог объяснить, почему, но полагал, что те трое виноваты в „том“, что случилось.

И вот, „то“ или „проклятый“ появился в этот ранний час на улице Белых черешен.

Жиль  остановился у „Рояля“ как раз, когда оттуда с воем сирены отъехала машина скорой помощи. Значит, кто-то пострадал. Или же умер?

Он вышел из машины и сразу оценил ситуацию. Столики и стулья у „Рояля“ были поломаны, на проезжей части валялись газеты и осколки стекла. В ста метрах напротив, однако, через улицу, около клуба „Сантория“ обстановка выглядела безупречно. Не было даже ни одной упавшей газеты.

У „Рояля“ стояло несколько человек, скорее всего из персонала. Жиль остановил свой взгляд на мужчине и женщине, которые определенно были туристами. То, что в первую очередь привлекло его внимание, была камера, которую мужчина крепко сжимал в руках.

– Вы сняли что-нибудь? – спросил Жиль, быстро подойдя к нему.

Мужчина смотрел на него с испугом. Он стоял пожелтевшим и потрясенным. Женщина рядом с ним тихо всхлипывала.

– Пожар начался с чердачного помещения, – подняла она обезумевший взгляд на Жиля. – Здание было старым, и крыша разом загорелась!

– Не говори! – каркнул мужчина. – Никто не виноват!

– Я успела вынести двойняшек, но их брат остался в доме, - говорила Жилю женщина.

– Успокойся, – попросил ее мужчина. – Ты ни в чем не виновата!

– А потом, когда я вернулась за ним, горевшие балки уже падали, - отрешенно качала головой она.

Взгляд Жиля упал на ее обезображенные ожогами руки.

– Давеча я снова услышала его крик: „Мама, помоги!“. Это был его голос!

Мужчина обнял ее и весь затрясся.

– Продайте мне кассету, – сказал Жиль. – Я дам вам за нее одну тысячу евро!

Мужчина посмотрел на него с недоумением.

– Она не стоит столько, – сказал он.

           – Может, и не стоит, – ответил Жиль, – но я хочу купить ее!

Мужчина достал кассету, пока Жиль заполнял чек.

Свистя шинами, на улицу выехал репортерский автомобиль газеты „День”.

Жиль посмотрел в их сторону. Он их опередил. Затем вручил чек мужчине, забрал кассету и направился к дверям „Рояля“.

В помещении все было разбросано. Бил Шлиман изменился до неузнаваемости. Его всегда безупречный костюм теперь был помят и растрепан. Жиль мог бы поклястсься, что его обувь и брюк были усыпаны песком. Хотя вокруг песка не было!

–Что происходит? – Жиль коснулся его плеча, чтобы вывести его из оцепенения.

– Я увидел свою дочь, – тихо ответил Бил.

Жиль знал, что лет десять назад его пятилетняя дочь утонула.

–Все было по-настоящему. Совсем по-настоящему! – он вцепился в руку Жиля. – Будто кто-то пытался дать мне второй шанс, чтобы на этот раз я смог ее спасти!

Послышался чуть уловимый треск, и на стеклянной витрине за их спиной появилась трещина, она в считанные секунды пробежала из одного конца в другой и через секунду витрина рухнула на тротуар.

Бил Шлиман даже не дрогнул.

– Но и на этот раз мне не удалось ее спасти! – глухо сказал он.

Дневное издание „Факел“-а опубликовало обширный репортаж о случившемся, разместив почти во всю первую страницу фото ребенка лет пяти, пытавшегося обнять дерево, с кроны которого, взъерошенной несуществующим ветром, на него сыпались черешневые лепестки.

Центральный европейский телеканал SD транслировал в дневных и вечерних новостях минутную запись произошедшего, заснятую на любительскую камеру. Очередной „проклятый“ был пятилетним. Без комментариев!

Жиль продал кассету за тринадцать тысяч евро. Руководство газеты закрывало глаза на подобные махинации своих элитных журналистов.

      

                                                                                                                                  

 3.

Марио Рало услышал хруст гальки под шинами своего небольшого двухместного „Седана“, на котором Маргит ездила на работу.

Когда она проснулась, он притворился спящим. Не хотел, чтобы она почувствовала его напряженность. Он был уверен, что выдаст себя. Желудок у него свернулся в комок, а во рту был горький вкус. Как тяжело любить кого-нибудь и быть неспособным дать ему то, чего он заслуживает.

Он впервые увидел ее на третьем курсе в институте. Его друг почти силой заставил его побывать на лекции профессора Хайника. Однако интересная и прекраснейшим образом развитая тема „Восточная мифология и культура третьего тысячелетия до н.э.“ не привлекла внимания Рало из-за девушки, сидевшей впереди него. У нее были черные волосы, удивительные зеленые глаза и чудная белая кожа. Это была совершенной девушкой даже по тому, как она слушала. Его предки были с Сицилии, и для них красота женщины была если не обязательной, то хотя бы желательной. То, что ее предки накопили свое богатство за счет провоза наркотиков и оружия, не бросало на завладевшие его чувства даже бледной тени. Оба поженились двумя месяцами позже в небольшой католической церкви в Западном квартале. Из ее родственников не пришел никто. Отец не смог простить ее за то, что любимая дочь выходит за потомка кирпичника, к тому же – лягушатника. В течение последних лет отец и дед Рало вкладывали свои доходы с двух фабрик для строительных материалов в произведения искусства. По окончании института Марио Рало унаследовал антикварный магазин в центре Восточного квартала, на углу Лавье и Коронал.

В первые годы бизнес процветал. Рало получил кредит, купил участок в Южном квартале и построил дом с тремя спальнями, двумя ванными, внешним бассейном и одним акром газона впереди. Но вот, прошло уже два месяца, как он не погашал своей задолженности. Стоило сделать еще одну просрочку, и деловые банковские сотрудники должны будут ворваться в его магазин и отправить все под молоток. Жизнь была суровой, и Рало не сомневался, что многие из уникальных вещей будут проданы за бесценок. И будет неудивительно, если окажется, что все, принадлежащее ему, не сможет возместить кредит.

В последние месяцы будто какая-та нечистая сила прогоняла даже самых мелких клиентов. Над его бизнесом определенно нависло проклятие. Будучи потомком сицилийцев, он к тому же был и суеверным. Не обратиться ли к какому-нибудь гадателю. Город кишел ими.

Рало встал и подошел к окну. Прямо с белой мраморной площадки у дверей начинался газон. Он был изумительно зеленым, и Рало замер. Тот ком в желудке стал совсем плотным.

Весьма подавленный, Рало принял душ, рассеяно посмотрел на себя в зеркало, оделся, затем выкатил из гаража и поехал.

 

 

 

 

4.

 

Когда он Рало зашел, Чан Сун выпрямился и поклонился. Он был китайцем неопределенного возраста с некрасивым и ничего не выражающим лицом. Рало, однако, догадался, что тот тоже напрягся. Для Чана потеря этой работы означала несомненное нищенство. Будучи в молодости тренером по кунг-фу и джиу-джитсу, он сумел накопить кое-какую сумму денег, растаявшую, однако, из-за присутствия чрезвычайно красивой китаянки, называвшей себя поэтическим именем Цветок Лотоса. С глазами, полных слез, она бросила его, тронутая ниткой жемчуга, которую он ей купил на свои последние деньги. В жизни сентиментальные дураки всегда единицы по сравнению с простыми дураками. Чан утер ее слезы, твердо решив начать новую жизнь и, если можно, никогда больше не встречать какого бы то ни было Цветка.

Тогда ему было сорок. Вначале торговля марихуаной оказалась весьма прибыльным занятием. Из тюрьмы он вышел в шестьдесят пять еще более нищим, чем тогда, когда его покинула Цветок Лотоса. Единственной работой, которую ему удалось найти после почти года поиска, оказалась эта, в магазине Рало. Ему не раз приходило в голову стащить какой-нибудь из экспонатов с приземного этажа и исчезнуть навсегда. Но он этого не сделал, только из-за изумрудных глаз, которыми посмотрела на него Маргит в тот первый и единственный раз, когда она зашла в магазин своего мужа. Безошибочным чутьем, присущим только представителям древних рас, Чан догадался, что это существо женского пола – представитель столь же древней расы. Он почувствовал власть, которую сия женщина могла бы иметь над любимы мужчиной, понял, что она это осознает, и был поражен прозрением, что она никогда ею не воспользуется. Чан был в смятении. Он полагал, что такие женщины давно вымерли!

За те три года работы в магазине ему удалось купить небольшую однокомнатную квартирку в северном квартале и почти встать на ноги. Мысль о том, что может стащить какой-нибудь из экспонатов и смыться, была забыта. Однако, в последние полтора года дела шли все хуже.   Запросто могло бы оказаться, что это его последние удачные дни, а путь отсюда до богадельни на северной окраине города был кратчайшим.

Оба с Рало повстречались взглядами.

– Я буду у себя в кабинете, – сказал Рало. – Если что, позови меня!

Чан кивнул в немом поклоне.

Рало зашел в кабинет и сел за письменный стол. Из окна были видны офисы Торгового центра. Он постоял с минуту, уставившихся в них, затем открыл ключом один из ящиков стола и дернул его на себя. Там лежал Кольт 38-го калибра. Конечно же, это было решением! Куда лучше, чем бегать по гадалкам. Да и Маргит осталась бы обеспеченной! Он, однако, решил выждать последнюю минуту.

Вернул пистолет в ящик и запер его.

 

 

 

5.

 

Клиника „Орвел“ находилась в восточной части города. Ей принадлежали двадцать акров хвойного леса, небольшой пруд с поэтическим названием „Феина любовь“, огромный сад с удивительными кустами и цветами, расположенный в естественном овраге, два открытых бассейна, теннисные корты, поле для гольфа и небольшой аэродром.

В трех корпусах помещались сорок восемь обыкновенных и восемнадцать апартаментов класса „люкс“, три закрытых бассейна, два кинозала, два спортивных и один музыкальный салоны, солярий, мастерская для занятий искусством и множество кабинетов лучших психоаналитиков, терапевтов и специалистов по неврологическим заболеваниям. В обычные апартаменты  размещали главным образом представителей среднего бизнеса, которых работа приводила в состояние нервного срыва. Роскошные же апартаменты занимали богатые клиенты. Клиника „Орвел“ была одной из самых дорогостоящих здравниц в Европе и пользовалась очень высоким имиджем, благодаря чрезвычайно комфортной обстановке и безупречно подобранному коллективу специалистов, некоторые из которых были светилами в своей области. Как правило, сюда съезжались клиенты со всего мира.

        Заведовал клиникой Поль Номанский – тридцатидевятилетний потомок древнего польского рода, мужчина среднего роста, чуть полный, с короткими рыжими волосами и голубыми глазами. Он любил три вещи: свою работу, деньги и хорошую музыку. Предпочитал Вагнера.

Было ровно половина первого, когда он вышел из своего кабинета и пошел по коридору, ведущему в Третий корпус. Он был одноэтажным, с девятью апартаментами. Из них занято было пять. Тут случаи были тяжелыми.

В первом был размещен Марвин Уельс – тридцатисемилетний художник – гениальный и сумасшедший. Его сумасшествие выражалось во внезапных и ничем не вызванных вспышках агрессии и ненависти. В такие минуты он ненавидел весь мир, людей и в первую очередь круглые вещи. Это в некоторой мере могло объяснить и его необъятную ненависть, когда кто-нибудь соглашался, что Вселенная все же круглая. Как только он выходил из кризиса, он становился безучастным, на него находило вдохновение, и он часами не выходил из ателье своего апартамента. То, что он рисовал, было удивительно подавляющим и гениальным. Многие из его картин покупали богатые клиенты клиники, но к нему не редко заглядывали и коллекционеры. Его банковский счет уже давно зашкалил за семь цифр. Он мечтал об одном: выселить местных с купленного им острова и жить там со своим стариком и его женой. Когда он думал об этом, на его лице выступало особое выражение. Его старика и ту смазливую суку ждала чудесная старость. Она была дочерью настоящего мультимиллионера и бывшей стриптизершей, вымещенной затем гораздо более молодой официанткой. За пять лет его пребывания здесь никто из троих не пришел наведаться к нему. Однако, денежные суммы за его лечение переводились регулярно.

Теперь Марвин сидел на кровати, и на его лице застыло то особое выражение, которое вырисовывалось каждый раз, когда он обдумывал свою мечту.

Второй апартамент занимала тридцатиоднолетняя весьма известная в прошлом Даяна Милер.  Ее репортажи с самых горячих точек на планете заставляли многомиллионную аудиторию устремлять взоры на экраны телевизоров. Самым неожиданным образом два года назад, будучи гостем но популярной публицистической передачи, она вдруг кинула в телеведущего хрустальное пресс-папье и набросилась на него, пытаясь выколоть ему глаза. Ее поклонники были потрясены. Видимо, у нее сдали нервы, и это было неудивительно, если учесть, что она насмотрелась так много крови. Кто бы мог обвинить ее в том, что в какой-то случайный и ничем не обусловленный момент ее психика сорвалась? Только в семье знали о ее приступах буйства, начавшихся после ее тридцатого дня рождения, когда брата-близнеца и собаку сбило машиной у нее на глазах. Она пребывала в клинике уже полтора года. Большую часть времени проводила в просмотре кинофильмов, от которых более чувствительным натурам становилось бы не по себе. Все остальное время она докучала главной сестре своими уверениями, что уже восстановилась и должна вернуться на телевидение. Но там ее давно не ждали. Для всех своих коллег и шефов она была просто психичкой. И могла вернуться только домой. Семья, однако, сочла, что как бы дорого это ей не обходилось, для всех было бы лучше, если она останется в „Орвеле“.

Теперь Даяна сидела перед трюмо и, задумавшись, расчесывала свои длинные русые волосы. Она знала, что никогда больше не вернется на телевидение. Ее рука остановилась. Ей захотелось пережить чего-нибудь настоящего. Это было вроде голода. Ни терапия, ни лекарства не смогли уничтожить его. Но в этой дрянной клинике не могло произойти ничего настоящего!

Она продолжила расчесывать волосы.  Была отчаянной, как никогда.

Третий апартамент занимал сорокапятилетний Данаил Хюс, страдавший растроением личности. В нем жили одновременно пианист, гениальный фальшивомонетчик и назойливый моралист. Если бы не моралист, те двое нашли бы общий язык. Как-то ночью несколько лет назад Хюс зашел в бар. Большую часть времени моралист отсутствовал, но у него была вредная привычка сваливаться, как снег на голову в поздние часы ночи. Хюс заказал себе двойное виски и, выпив его, заплатил только-что безупречно сделанной у себя в подвале купюрой в сто долларов, после чего моралист подозвал пальцем квартального копа и пожаловался ему на тех обоих.  Федеральные предпочли замять случай, особенно если принять во внимание тот факт, что почти три года им не удавалось напасть ни на малейший след, который привел бы их к Хюсу, а между тем он распространил неизвестное количество купюр. Хюс согласился сотрудничать с ними, и его единственным условием было  привезти в одну из комнат его апартамента в клинике ту машинку – ведь надо же было чем нибудь заниматься в свободное от игры на фортепьяно время, да и федеральные были людьми, и порой им позарез требовались деньги!

Теперь Хюс прошелся рукой по щетинистой голове и остался доволен своим отражением в зеркале. Он был высокого роста, худощавым, хорошо сложенным. Одет был в марочный теннисный костюм. Каждый день в это время он встречался с Дювалом. Дювал был достойным противником. Жаль только, что он становился невыносимым, когда начинал рассказывать о своих любимых рыбках!

Анри Дювала разместили в четвертом апартаменте. Он был бывшим банкиром, пятидесятилетним, полным, чрезвычайно подвижным, с благостным лицом шеф-повара. Он убил свою жену, нарезал ее на куски, затем накормил своих любимых рыбок и уселся перед телевизором смотреть хоккей и есть пиццу. Психологические тесты доказали, что у него совершенно смутные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо Большую часть времени он посвящал чтению Джона Лока, Фрейда и Ницше и изучал древнеиндусский язык.

Он направился к двери, готовым к партии тенниса с Хюсом, но вдруг вспомнил, что забыл покормить рыбок. Вернулся и осторожно насыпал корма в аквариум. Все пять рыбок стрелой устремились туда, махая вуалями. Одна из них повернулась и на миг уставилась на него. Взгляд у нее был совсем как у жены.

Если бы он снова мог убить ее!

Насвистывая, он пружинистой походкой вышел из апартамента. За дверью чуть не столкнулся с Полем Номанским. На лице Дювала все еще светилась улыбка, порожденная той мыслью. Он любезно поздоровался и пошел, насвистывая, дальше.

Поль Номанский ответил на приветствие и остановился у апартамента номер пять. Сенсоры сработали и дверь открылась. Он прошел через коридор и встал перед стеклянной дверью. В комнате стояла круглая кровать, а вдоль стен были уложены игрушки – ничего, что могло бы поранить. Ребенок спал на кровати, повернувшись лицом к окну, из которого открывался прекрасный вид на сосновую рощу. Ему было лет пять, он был светловолосым, с болезненно белой кожей. Его руки покоились неподвижно на коленях. Он был похож на запечатленный кадр. Этому ребенку предстояло жить и состариться, не осознавая ровно ничего.

В небе над сосновой рощей послышалось жужжание, а затем появился вертолет. Через минуту он должен был сесть на небольшом аэродроме. Там уже ждала машина для новых посетителей. Не пройдет и десяти минут, и они окажутся у него в кабинете.

Интересно, почему они так интересуются ребенком?

Скоро предстояло узнать.

 

 

6.

 

Маргит остановила машину в подземной парковке на 33-ей. Она на час зашла в „Лебедь“, где любила обедать. Вид у нее был задумчивым. Утром, когда она проснулась, Рало притворился спящим. Но она знала, что он не спит, что испуган до смерти и отчаянно пытается найти выход из предстоящего банкротства.

Не решилась даже прикоснуться к нему. Вышла тихо, не менее испуганной. Если в ближайшие дни ему не удастся реализовать крупную продажу, банкротство станет неизбежным.

Она заперла машину и направилась в редакцию.

„Колибра“ было небольшим издательством, помещавшимся на 17-ом этаже Полиграфического центра.

Как только она зашла, ее секретарь – молодая черноволосая девушка, - тут же встала.

– Только-что принесли это для вас!

Толстый бумажный конверт, содержал скорее всего рукопись. Она взглянула на имя отправителя. Оно не говорило ей ни о чем, разве что он живет в самой богатой части Южного квартала. Такого еще не бывало – чтобы автор обращался непосредственно к издателю.

– Если будут звонить, соедини меня! – сказала Маргит и зашла в кабинет.

Затем повесила сумку на спинку крутящегося стула и положила конверт на стол. Подошла к окну. Постояла немного, наблюдая за усиленным передвижением машин по Южному бульвару. Это немного ее успокоило.

Потом вернулась к столу. Хоть бы чем-нибудь заняться. Разрезала конверт и достала оттуда кожаную папку. Развернула ее. Листы определенно были старыми, исписанными мелким, аккуратным почерком. Папка, наверное, лежала хотя бы десяток лет в каком-нибудь ящике стола.

Что все это значило?

Она села и стала читать. Время растянулось, затем превратилось в качающийся стул, а потом в стрелу, летевшую неведомо куда.

Закончив, она осталась сидеть недвижно. Не знала, сколько времени прошло.

Встала и подошла к окну. Смотрела не на Южный бульвар, а на север.

Там находился Прамос – научный городок в пятидесяти милях от Урбабинци. Многие здесь не знали о его существовании.

Она повернула голову к рукописи и множеству писем.

Этого не может быть!

А что, если может?!

 

 

 

7.

 

Все началось более двадцати лет назад, после случайной встречи.

Миллионы раз в повседневной жизни люди говорили, что один живет в ногу со временем, что другой живет, опережая время. Но то, что на самом деле каждый живет во время, отличающееся от времени остальных, и что в реальном мгновении возможны небольшие движения, пришло в голову одного учителя математики начальной школы какой-то деревушки близ Карпат, чьи прадеды были мужиками в необъятной когда-то восточной империи. Как и многие гениальные открытия, это тоже могло затонуть в песках повседневной жизни, если бы не случайная встреча учителя с Махараджой – насколько возможно бывать случайностям в жизни.

Махараджа не знал точные параметры своего богатства из-за прозаической причины, что ему некогда было их вычислять. Он окончил Калифорнийский, Гарвардский и Эльзасский университеты по направлениям физики, химии и биологии. Защитил дюжину докторских диссертаций и  посвятил себя исследовательской работе и социальной прогностике. И поскольку был эксцентриком, его уши были широко открыты для любых шальных и сумасбродных идей.

Махараджа был поражен количеством водки, которую выпил учитель, но особенно - его прозрением, что человечество населяет не только несказанно малую часть пространства, но и несказанно малую часть времени. И что реальное мгновение на самом деле – нечто многомерное, и по сути у каждого живого существа есть свое местечко во времени. 

И это послужило толчком.

Махараджа, чьи эксцентричность и ум соответствовали его богатству, оставил достаточно денег учителю, чтобы тот не страдал от жажды до конца своих дней, после чего быстро повстречался с дюжиной своих друзей, равных ему в любом отношении. Так был создан ТРЕСТ, владеющий и деньгами, и воображением, чтобы заложить фундамент ПРОЕКТА. Менее, чем за двадцать лет было построено тридцать три научных городка, разбросанных по планете и управляемых Легислаторами, о подлинной деятельности и, главным образом, о цели которых не подозревали даже правительства. Глубоко под землей в каждом из них имелся Генератор. Генераторы были грандиознейшей вещью созданной когда-либо в истории человечества. Именно ОНИ должны были переправлять, когда настанет время. Все городки были упрятаны среди самых неприступных мест. Прамос был единственным научным городком, расположенным рядом с городом-мегаполисом Урбабинци. Тут, на Балканах, времена переплелись уже с сотворения света, и это стало причиной столь многочисленных кровопролитий и вражды. Поэтому и Прамос был создан здесь – в самом Центре Балкан, откуда должна была начаться Переправа. После чего жизнь не только в этом районе, но и на всей планете должна была совсем другой. Каждый будет жить в своем времени, а это свело бы к минимуму вражду и ненависть, столь характерные для данной эпохи.

Каждый должен был жить в своем времени!

Это был ПРОЕКТ „Зоны времени“.

Маргит смотрела в окно.

Неужели Прамос был тем городком, о котором шла речь в рукописи и письмах?

 

 

8.

Театр „Стиль“ находился в двухэтажном здании старинной архитектуры, принадлежавшем пятьдесят лет назад состоятельному сербу, подарившему его городу. Со своей скромной вывеской и годами неокрашенным фасадом театр жался между роскошным бутиком и ночным клубом с сомнительной клиентурой и выглядел неухоженным. Разностилье не было необычным для Восточного квартала. Несмотря, однако, на внешний вид, внутри было просторно и чисто. На втором этаже размещались большая и камерная сцены, кафе-бар и кинозал. На приземном этаже находились склады, два зала для репетиций и салон, превращенный в гримерную.

В одном из залов сегодня днем шла репетиция частей спектакля „На дне“ по мотивам  пьесы старого русского классика. Премьера состоялась неделю назад, но Хосе Артурио продолжал вносить изменения. Он год назад окончил Художественную академию театрального искусства, и эта была его первой постановкой. Он считал, что замысел объединить три акта при помощи ультрасовременного балета, был определенно авангардным.

Хоре Артурио сидел в первом ряду и мрачно смотрел на девушек. Они были одеты в трико, короткие юбки, дырявые джинсы и кроссовки – вообще во все, что позволяло им двигаться свободно.

Он болезненно прищурился. Хореография барахлила, музыка – смесь современного джаза и древних восточных мотивов – раздражала, а к тому же в составе было что-то, что сильно его смущало.

Артурио стал потирать виски, в которых тихо пульсировала боль. У него не было проблем со спиртным, а только с похмельем. Он не переставал пить уже два дня подряд и стал ужасно придирчивым.

Его взгляд надолго остановился на одной из девушек. У нее были длинные кудрявые волосы. Фигура казалась нереальной. Она будто парила и двигала воздух неравномерными толчками. Хосе Артурио почувствовал дуновение, и боль в висках стала невыносимой.

– Сто-оп! – громко крикнул он и хлопнул в ладоши.

Музыка прекратилась, и группа замерла. То дуновение, однако, продолжалось, и это его взбесило. Он ткнул пальцем в воздух по направлению к девчонкам, и дуновение прекратилось.

– Ты откуда взялась? – рявкнул он.

Он не помнил, когда включил ее в состав. Вероятнее всего, позавчера утром, когда понял, что танцовщица, разделявшая с ним его небольшой роскошный апартамент в Западном квартале, переехала куда-то, предусмотрительно стащив у него все сбережения. А он собирался сделать из нее звезду!

– Откуда ты взялась, спрашиваю! – крикнул Хосе Артурио.

Девчонка стояла, не дыша, и только воздух вокруг нее слегка колыхнулся.

На миг ему показалось, что она вот-вот растворится в нем, и он понял, что если она это сделает, то сделает, чтобы унизить его, как та танцовщица.

– Тебе говорят! Ты что, оглохла?

Девушка продолжала смотреть на него большими серыми глазами, и вот тут он понял, что так сильно смущало его давеча – именно ето существо! Она ни коим образом не вписывалась в состав! Была как приштопанная. Надо было избавиться от нее. Сейчас же!

– Валите отсюда! – крикнул он. – А тебя чтоб я не видел!

Девчата молча отправились гуськом в гримерную – узкую длинную, без окон, полную ветхой мебели.

Лариета села перед трюмо с потемневшими от времени зеркалами. Не посмотрела на свое отражение, а устремила взгляд на руки – они дрожали. Машинально нашарила небольшой кошелек в кармане платья. Там было только десять евро. На эти деньги с отцом можно было прожить не больше двух дней. А затем? Ее сердце пропустило несколько тактов. Эта работа ей была нужна позарез, но ей не удалось ее сберечь, и она сама была виновата, была уверена в этом, хотя мужчина, включивший ее в состав несколько дней назад, не имел ничего общего с сегодняшним. Тот был благодушным и состарадатьлным, и в его глазах таилась горечь. Он сразу понял, что ей неистово нужна работа и больше ничего, он восхитился ее талантом. А сегодняшний был грубым, брутальным и ненавидел ее, о чем, наверное, имел вескую причину.

Тишина вокруг загустела. Не стоило оглядываться, чтобы увидеть косые взгляды остальных девчат. Они прекрасно почувствовали ненависть режиссера к ней и знали, что она уже не одна из них. А это сплачивает. Лариета угадала их неприязнь. Она встала и скованно направилась к двери.

Когда она вышла из здания, свет дня ошеломляюще обрушился на нее. Она как во сне двинулась по Торговой, связывающей Восточный квартал с Центром. Из близкого переулка выехала пара „Пареров“, рев их моторов выстрелил в ранние сумерки, после чего заглох в соседних улочках. Хоть и редко, их появление в Восточном квартале не было чем-то необычным, и теперь они никого не смутили. „Пареры“ владели восточным кварталом там, где движение пешеходов было самым оживленным. Они были виртуозными водителями. Кроме мастерства, ими руководила и безошибочная интуиция за доли секунды угадывать резкие и неожиданные повороты в движении пешеходов. Во время их набегов никогда не было жертв, в отличие от набегов „Лир“, которые были прирожденными убийцами. „Лиры“, однако, никогда не появлялись здесь. Их территорией была окраина Северного квартала.

Лариета продолжала идти. Разноцветные витрины, множество людей и те специфические ароматы улиц в поздние часы дня обычно успокаивали ее. На этот раз, однако, напряжение не улетучивалось.

В ушах неожиданно появился тихий звук, который стал усиливаться.

Она заторопилась.

Какой-то мужчина посмотрел на нее с испугом и уронил очки. Лариета будто в замедленном кадре увидела, как он наклонился и слепо стал обшаривать брусчатку под ногами.

Звук в ушах продолжал усиливаться.

Она ускорила шаг.

Стая голубей, лениво сидевших на крышах соседних домов, взлетели испуганно, подняв невообразимый шум.

В голове появилась боль и стала пульсировать в висках. Где-то за спиной лопнуло стекло витрины.

Боль в голове усилилась.

По улице прокатилось необъяснимое возбуждение, и люди стали озираться в страхе.

Что-то происходило.

Она знала, что это связано с ней. По ее лицу текли ручейки пота, и боль продолжала нарастать. Краем глаза она заметила, что у пешеходов вокруг ошеломленный вид.

Она побежала.

Люди уступали ей дорогу. Боль стала пульсировать на кончиках пальцев.

И вот тут-то и произошло.

Было похоже на толчок.

          За ее спиной послышался звон посыпавшихся стекол. Рядом закричал кто-то.

 

9.

Жиль Беллас сидел напротив письменного стола Гавридиса, положив ноги на низкий столик, и постукивал ручкой по зубам.

Гавридис же сосредоточенно читал какие-то бумаги. Он был тридцатилетним, рослым, мускулистым, с курчавыми черными волосами. Оба с Жилем почти одновременно поступили на работу стажерами в редакцию газеты и в течение следующих семи лет прошли нелегкий путь до двух из престижнейших и ответственных должностей заведующего программными направлениями и руководителя Отдела информации.

Гавридис сложил руки на затылке. Черты его лица были грубыми, но глаза – теплыми и удивительно голубыми.

–А не заскочить ли нам сегодня вечером в „Санторию“, что скажешь? – предложил Жиль.

Гавридис улыбнулся неопределенно.

– Чую запах моря. Тебе налить чего-нибудь?

– Плесни коньячку. Поздно уже, и вряд ли что выскочит, – сказал Жиль.

Гавридис встал неуверенно. У него был вид человека, передвигающегося по палубе. Он достал из шкафа бутылку и налил в две рюмки, чуть не разлив их.

 Жиль осторожно смотрел на него. Руки Гавридиса точно дрожали. Вдруг Жиль ощутил непонятное беспокойство. Оно резко усилилось, и его сердце сжалось от страха. На миг он почувствовал себя пешеходом, в последнюю секунду заметившим наезжающий на него автомобиль.

 

Сердце у него остановилось. Он знал, что через минуту будет мертвым. Закрыл глаза. Тормоза неистово долго скрипели, и этот визг сдавил ему мозг. Время растянулось. Затем наступила чертовская тишина. Неужели он умер? Медленно открыл глаза. Машина стояла в сантиметрах от него. Тут подоспела мать и сжала его в своих объятьях.

 

Мгновение улетучилось.

Жиль вздохнул и посмотрел на Гавридиса. Тот держал рюмки, и голубизна его глаз была самой изумительной, какую он когда-либо видел.

– Черт! – сказал Гавридис. – Я вспомнил совершенно четко, как впервые сел в лодку и поплыл в море. И этот прибой! Ты слышал? – нервно спросил он.

– Это был не прибой! – промолвил Жиль. – Это было что-то другое.

Тут зазвонил телефон. Гавридис поставил рюмки и взял трубку.

– Что?! – спросил он, помолчав секунду. – Едем!

Затем положил трубку и посмотрел на Жиля.

         – „То“ бушует в этот раз на Торговой!

 

10.                                                                                                                         

Приехав, они заметили, что из конца в конец на Торговой царит невероятнейшая суматоха. За их машиной резко остановился автомобиль SD, и из него вышла Латисия Сильвес. Когда-то их пути с Жилем пересеклись на одну ночь. Теперь они были просто друзьями. Она заметила его и махнула рукой, начав пробираться сквозь толпу, плотно сопровождаемая оператором, снимавшим на ходу.

Гавридис указал Жилю на близкий магазин для цветов. Там витрина рухнула, и стекла осыпались на улицу. Владелец – мужчина лет шестидесяти, стоял в дверях бледный и испуганный. В соседнем кафе, прилегавшем к цветочному магазину, однако, все было на месте. В одной из пепельниц даже горела окурок, а чашки с кофе и стаканы с соком стояли нетронутыми. Будто между двумя магазинами вдруг встала невидимая стена – по ту сторону что-то бушевало, ломало, переворачивало, а по эту застыл покой.

Жиль и Гавридис двинулись вперед. Люди вокруг бегали как ошарашенные среди опрокинутых тачек с фруктами, столов,  стульев и разбитых витрин. Какой-то бешеный вихрь разбросал и поломал все на своем пути и метрах в двухста дальше вдруг остановился, на самом пешеходном переходе у магазина детских игрушек „Малютка Кэйт“. Прилавки стояли нетронутыми, и огромными гроздьями колыхались воздушные шары.

– Возьми пару интервью, – сказал Жиль и направился к машине скорой помощи напротив.

– Что происходит, доктор? – обратился он к одному из врачей, перевязывающему в руку пожилой женщины.

Врач мельком взглянул на его журналистское удостоверение.

– Пожар в сумасшедшем доме! – ответил он. – Посмотрите на нее! – кивнул он в сторону женщины, которая покачивалась из стороны в сторону и тихо напевала. – Она не может назвать даже свое имя.

– Никто не погиб?

– Одна женщина умерла от инфаркта, – врач закончил с перевязкой. – Все травмы, однако, – от падений, а посмотрите, что творится вокруг!

Жиль проследил за его взглядом. Тротуары и проезжая часть улицы были усыпаны стеклами разбитых витрин.

– Если все эти осколки действительно летали в воздухе, – продолжал врач, – как утверждают очевидцы, была бы хотя бы сотня зарезанных, и мы с вами теперь ходили бы по лужам крови. А ничего такого вообще нет! Я просто не знаю, что тут произошло!

Прибежало двое санитаров с носилками. Там лежала девушка. Будто заснувшая.

– Она мертва? – спросил Жиль и почувствовал, как сердце у него остановилось.

Врач пощупал пульс, затем осторожно притронулся к ране на лбу девушки. Она уже не сочилась кровью.

– В шоке! – ответил он, задумчиво смотря на нее.

У нее были длинные кудрявые волосы, скорее черные, нежели каштановые. Черты лица были удивительно тонкими. В желтом ситцевом платье и тапочках на босую ногу, девушка была невероятно красивой.

– Отвезите ее в „Святую Екатерину“! – приказал врач обоим санитарам.

Жиль почувствовал непонятное беспокойство.

– Почему именно туда? – спросил он.

Именем Святой Екатерины называлась больница, бывшая в то же время и приютом. Там лечили чрезвычайно нищих, отверженных людей.  Больница содержалась за счет пожертвований частных лиц и фондов.

– Эта девчонка не только в шоке, – говорил врач, смотря на девушку. – Она еще и голодная! В течение последнего месяца просто голодала. Там ее хотя бы покормят!

Жиль почувствовал ошеломляющую боль. Такую он испытал только раз в жизни, когда ему было шесть лет.

Мать присела на один из обоих чемоданов, вынесенных на тротуар, и посмотрела на него со страдальческой улыбкой. В ее глазах он заметил отчаяние и испуганно прижался к ней. Ее плечи безмолвно затряслись. „Справимся, мой мальчик! Справимся!“ – тихо сказала она. – Их буквально выкинули на улицу: без денег, без капельки надежды. И именно в ту минуту Жиль решил, что он сможет. Сможет обеспечить им кров и  пропитание!

Воспоминание исчезло также неожиданно, как и появилось.

Жиль провел рукой по лицу.

– Хочу, чтобы вы отвезли ее в клинику „Орвел“! – решение осенило его внезапно. – Редакция газеты возьмет расходы на себя, – дополнил он, угадав мысли врача.

Затем достал телефон и набрал номер Поля.

С Полем Номанским они познакомились девять лет назад во время благотворительной вечеринки. Тогда Жиль был студентом на четвертом курсе факультета журналистики, а Поль только-что получил диплом психиатра-интерниста.

– Что собираешься теперь делать? – спросил в какой-то момент Жиль, устремив взгляд на жену сенатора Вильямса.

– Деньги! – просто ответил Поль.

Жиль понял, что оба они – родственные души.

За девять лет Поль создал частную клинику „Орвел“ и стал почетным членом дюжины европейских и международных ассоциаций, а Жиль попал в число десятка лучших журналистов Европы.

Поль взял трубку после второго звонка.

– Привет! – Жиль неосознанно огляделся вокруг.

Люди все также продолжали бегать в сильном возбуждении.

– Я звоню тебе с Торговой. Тут полная неразбериха. Но ты узнаешь из новостей, сейчас передают по  SD, можешь включить. А теперь конкретно. Отправляю к тебе девушку. Хочу, чтобы ты принял ее и лично позаботился о ней. Беру расходы на себя!

Жиль выждал утвердительный ответ и отключил телефон. Достал визитку и на обратной стороне черкнул адрес клиники, хотя любой водитель в городе знал его.

– Это послужит Вам пропуском, – сказал он и дал визитку врачу.

Затем еще раз глянул на девушку и слился с толпой.

Некий старик озирался с беспомощным видом. В руках он держал разбитые очки. Без них он точно ничего не видел. Жиль подошел и тронул его за плечо. Старик вздрогнул и повернулся. Его глаза были выцветшими и водянистыми. Смотрели куда-то мимо Жиля. Он был слеп, как летучая мышь.

– Не бойтесь! – сказал Жиль. – Я попрошу кого-нибудь проводить вас домой. Вы где живете?

Старик покачал головой.

– Не хочу домой, – промолвил он так тихо, что Жиль скорее угадал, чем услышал его слова. – Авось увижу его снова!

– Кого? – спросил Жиль.

– Алена! – ответил старик.

– Кто такой Ален?

Старик смотрел куда-то вдаль.

– Наш командир.

– Чей командир? – спросил Жиль.

– Наш, коммандосов!  – в голосе старика прозвучала жесткая нотка.

Он повернул голову к Жилю и нащупал его руку.

– Я думал, что он умер! – прошептал. – На самом деле он умер пятьдесят лет назад. Но давеча я его увидел. Я снял очки, чтобы протереть их, и тогда увидел его. Он шел ко мне. „Привет, старик!“ – сказал Ален. – „Это ты?“ – спросил я. – „Конечно я“, – ответил он. Я не мог сказать ему, что он умер. Он был таким же, как и прежде – высоким, светловолосым, молодым. Обнял меня. „Успокойся“, – сказал. – „Я жив! Ведь говорил же я тебе, что мы не умрем!“

Тело старика сотрясалось в конвульсиях.

– Он то же самое сказал и тогда. Не умрем! Выдержим! Все мы выдержим и останемся в живых! И тут из-под наших ног произошло извержение ада. Ален  повалил меня на землю, чтобы уберечь от пуль, а сам зашагал вперед.

Глаза старика взирали на что-то, что его гипнотизировало.

– Вы когда-нибудь видели, как шагает коммандос?

Жиль промолчал.

– Земля вокруг разлеталась в воздух, а Ален шагал, стрелял, и все его существо взывало к силам ада обрушиться только на него. У него под ногами упал снаряд, и его мигом не стало, - взгляд старика потух. – Мы сравняли с землей все на двадцать миль вперед. Ничего не осталось! – его голос замер. – Из семидесяти нас осталось только двадцат три. Нам было лет по двадцать пять. Один Ален был старше – на целых три года!

– Успокойтесь, – сказал Жиль.

– Он жив! Я его видел! – ответил старик. – Хочу увидеть его еще раз!

– Хорошо, – согласился Жиль. – Сядьте сюда, - подвел он его к стулу и усадил. – Скоро о вас позаботятся.

Откуда-то появился Гавридис. Был нервным.

– Сплошной  кошмар! – сказал он.

– Ты ничего не узнал об умершей? – спросил Жиль.

– Женщина, – ответил Гавридис. – Семидесятитрехлетняя, вдова. Не имела детей. Жила одна в соседнем доме. Имела привычку в это время дня выходить прогуляться и садиться в кафе рядом с магазином игрушек „Малютка Кэйт“.

Семидесятитрехлетняя Лариса Манченко, бывшая медсестра, женщина, жившая тихой и неприметной жизнью, попала в хроники под именем „Малютка Кэйт“. По иронии судьбы когда-то именно так называл ее отец.

 

11.

Одна из кнопок интерфона мигнула в сопровождении монотонного звука. В клинике возникло что-то срочное.

– Слушаю! – коротко сказал Поль.

– Профессор, у нас проблема! – прозвучал голос главной сестры Розали Болтон.

Розали Болтон была пятидесятисемилетней, незамужней, умной и исполнительной. Она руководила подсобным персоналом. Сюда поступила на работу восемь лет назад и ни дня не выходила в отпуск. Она никогда бы не побеспокоила его попусту.

– Какая? – спросил Поль, объятый нехорошим предчувствием.

С ответом помедлили.

– Оливер Слейк! – ее голос прозлучал приглушенно.

Поль почувствовал, как волоски на руке встают торчком.

– Что со Слейком?

– Карен Стоун утверждает, что видела его в палате девушки, принятой сегодня днем.

Пять лет назад Оливер Слейк прослыл серийным убийцей, изнасиловавшим и зарывшим живьем в заранее вырытых могилах в его огромной усадьбе в Дакоте шестнадцать женщин. Одной из его жертв – Карен Стоун – чудом удалось спастись. Она была дочерью богатых фермеров из Канзаса. Поступила в клинику, полностью восстановилась и осталась здесь работать сестрой. В архиве больницы ее случай значился как „Дело Оливера Слейка“. В течение четырех лет в ее психике не  отмечалось никаких отклонений. Поль имел полное право гордиться этим достижением.  По всему было видно, что Карен похоронила тот кошмар навсегда. До нынешнего дня!

– Как она сейчас?

– Мы дали ей сильнодействующее успокоительное.

Розали Болтон подумала секунду, а затем продолжила:

– Думаю хуже, чем в тот день, когда поступила к нам!

– А девчонка?

– Она в шоке.

– Найди доктора Хакета и Доктора Фарино! Чтобы через пару часов были у меня в кабинете, - приказал Поль.

Хакет и Фарино вместе с ним заботились о выздоровлении Карен, и их мнение сейчас было ему чрезвычайно необходимо.

Поль почувствовал себя невероятно подавленным. Еще бы! Сегодня было девятое июня!

Он был обуян оккультным значением чисел и верил, что каким-то образом девятка имеет для него роковое значение. Сам он родился девятого сентября, сумма цифр его даты рождения составляла девять, первую свою диссертацию он защитил опять же девятого числа и стал заведующим клиникой на девятый день месяца. Но этим совпадения не кончались. Сбор цифр номера его дома составлял девять, а также номера его сотовых телефонов. Годы назад его отец скончался девятого, и вот, сегодня, тоже девятого, сорвалась психика сестры Карен.

Он вышел из кабинета и зашагал через восточный корпус. Не стоило сейчас наведываться к ней. Он зайдет, после того, как выслушает заключения обоих лечащих врачей и главной сестры.

В восточном корпусе находились апартаменты, куда размещали пациентов, лечение которых было почти символических и требовало недолгого пребывания. Но все они были способны заплатить, в отличие от девушки, присланной Жилем. Поль почувствовал смутную тревогу. Девушку разместили в апартамент „9“.

Он вдруг повернулся, почувствовав на миг чужое присутствие за спиной.

Коридор был пуст.

Провел рукой по волосам. Не хотел себе представить, что произошло бы, если теща сенатора Грэя узнает, что за пациент находится в апартаменте по соседству. Она была невероятно заносчивой, и неизбежно произошел бы скандал.

Он остановился у двери апартамента „9“, и его адреналин резко подскочил. С чувством смутного страха нажал на ручку. Прошел через коридор с хрустальным зеркалом и картиной Парнажа на стене и остановился у спальни. Дверь была открыта. Плотные синие шторы скрывали окно, и в помещении стелился прохладный сумрак. Девушка лежала в постели. Казалось, спала.

Поль подошел к ней. Одна ее рука покоилась на груди, а другая свисала безжизненно. Он взял ее за запястье и пощупал пульс – слабый, но ровный. Девушка спала.

Была поразительно красивой. Природа редко создает такие создания и скорее всего для того, чтобы удовлетворить некую свою непонятную прихоть. В детстве отец водил его в парк „Алиса“. Так было и в последний раз.

Поль почувствовал свою руку в его ладони и поднял глаза. При виде этого рослого мужчины в белом костюме и с красивой улыбкой его сердце замирало от благоговения. Мир казался феерией из огней, звуков и ароматов. Вдруг в глазах отца появилось недоумение, и Поль увидел на его лацкане алый цветок, который становился все больше. Отец зажал цветок, и между его пальцев стал сочиться вишневый сок. Где-то рядом завизжала женщина.

Мгновение растаяло.

Поль отпустил руку девушки – его сердце колотилось бешено. Воспоминание было таким ярким, что он даже ощутил ароматы тех минут, особенно запах жасмина за спиной.

Девушка продолжала спать. Все еще потрясенный воспоминанием, Поль вышел из апартамента и быстро пошел боковым коридором. Апартаменты были расположены на разных уровнях и их двери выходили в сад в разных местах. Практически каждый пациент мог избежать встречи с соседями. Боковым коридором пользовался главным образом обслуживающий персонал, и Поль удивился, увидев идущую к нему призрачную фигуру. Это была Жозефина – теща сенатора Грэя. Она, как всегда, была одета экстравагантно и теперь была в халате сине-зеленого цвета. Каждый год она приезжала в клинику на пару дней и оставалась здесь месяцами. Впадала в тяжелые припадки истерики, хотя иначе была нормальной женщиной, неспособной смириться с мыслью, что стареет. По мере ее приближения Поль замечал у нее на груди алое пятно, которое увеличивалось. У него прервалось дыхание. Господи! Не может такого случиться в его клинике! Должны были пройти несколько секунд, чтобы он осознал, что это не кровь, а букет маков, которые она прижимала к груди.

– Здравствуй, Поль! – Жозефина казалась взволнованной.

Ее рука коснулась его плеча, и он почувствовал неслыханное желание этой женщины сохранить свою молодость.

– Даяна Милер завалила ателье Марвина маками, сидит на полу и рвет их лепестки, а он рисует, как сумасшедший.  Не можете себе представить, как это волнующе! – ее голос был плотным и приглушенно сиплым.

– Выглядите прекрасно, –  успел сказать Поль, придя в себя после той минуты обрушившегося на него ужаса.

– У моего отца была маковая плантация, – задумчиво произнесла Жозефина и закатила глаза. – Не можете себе представить, какая это была красота! И знаете, что со мной произошло только-что? – ее голос стал глухим, а глаза смотрели на него с удивлением. – Я увидела Сорес у пруда „Феина любовь“ – прошептала она.

– Кто такая Сорес?

– Конечно же, дочь нашей гувернантки! Но та девчонка, которую я видела и с которой разговаривала только-что, не может быть Сорес, правда? Ведь Сорес умерла сорок пять лет назад!

– Порой вспоминаются вещи, кажущиеся давно забытыми,–неуверно сказал Поль.

– Нет, я ее не забыла, – ответила Жозефина. – Мы были сверстницами, и я ее очень любила. Пойду расскажу Даяне. Эта девчонка знала, как меня зовут!

– Тут все знают, как Вас зовут, – сказал Поль.

– Однако, только Сорес звала меня Джеф! – сказала Жозефина и покачала головой. – Люблю бывать здесь, доктор! Я просто не знаю, что бы я делала, если бы не было Вас и этого места. Наверное, сидела бы где-нибудь со своей скучной дочерью и придурком-зятем и пила бы мартини.

Жозефина кокетливо пошевелила кончиками пальцев и унеслась. Как бы она отреагировала, узнав, что девушка в апартаменте по соседству, настолько бедна, что в течение последних нескольких дней не ела ничего?

Он проводил ее глазами и заторопился в кабинет.

 

 

 

 

12.

 

Жиль Беллас отодвинул папку. Это была копия, стоящая 750 тысяч евро!

Все утро пятеро адвокатов газеты „Факел“ вели тяжелую битву с адвокатом Марио Рало. Все пятеро были знатоками дела, но за пять часов им так и не удалось  смягчить требования, предъявленные молодым и злым адвокатом Рало. Не смогли снизить ни на евро потребованные им 750 тысяч.  Причем без права газеты опубликовать копию в ином, кроме как в виде газетното материала! Попытались оспорить подлинность текста. Но нашла коса на камень. Рукопись была найдена дальним родственником, единственным наследником некоего ученого, погибшего в самолетной аварии. Этот племянник жил в Южной Америке. Несколько дней назад он приехал в Европу, чтобы придумать, что делать с дядиным домом. Он ему нравился, но был ему не нужен, поэтому племянник собирался продать его через посредничество адвоката. Посмотрел, нет ли чего, что могло бы ему пригодиться. Остановился на красивых серебряных столовых приборах, на шахматах, чьи фигурки были из слоновой кости, и на небольшом столике из янтаря. Он позвал специалистов вскрыть сейф, встроенный в большой книжный шкаф. К удивлению специалистов и к его разочарованию там оказалась только рукопись в кожаном переплете. Пожелтевшие от времени страницы были исписаны аккуратным почерком и сопровождались множеством писем со штампами из разных мест мира. Ничего удивительного, если его родственник надеялся когда-нибудь стать писателем! В таком случае он по крайней мере был ему обязан! На пыльном письменном столе лежала столь же пыльная книга – единственная художественная книга во всем доме: „Маленький принц“. Племянник вложил рукопись в бумажный пакет и наведя справку, черкнул адрес первого попавшегося на глаза издательства. Куча специалистов рылись в деле несколько дней. Не было ни капли сомнения в том, что рукопись и письма – подлинники. Пятеро адвокатов газеты „Факел“ знали, что адвокат Марио Рало не блефует, и что если не согласятся с предлагаемой ценой, он тут же побежит к конкурентам. Нервные, с вспотевшими лицами и в безумно шикарных костюмах, они приняли все требования и подписали договор и свое собственное поражение. Адвокат Марио Рало одарил их волчьей улыбкой, обнажив два ряда пожелтевших зубов. Он пригладил свой мятый, вышедший из моды костюм и похлопал Рало по плечу.

Рало вспотел не меньше пятерых адвокатов. Он согласился бы и на сумму в десять раз меньше. Пятеро это понимал, что делало их поражение невыносимым.

И вот теперь папка с копией, стоящей 750 тысяч евро , лежала на столе Жиля.

Он докончил материал, который через считанные часы должен был выйти на первой странице.

Встал и поглядел в окно. Сегодня день был пасмурным, и на улице начинался мелкий дождь.

Затем вернулся к столу, нажал на кнопку клавиатуры, и материал отправился на типографию. Жилю казалось, что он покатил снежок по снежному склону. Чему было суждено случиться, произойдет в следующие дни, а может и часы. Материал с точностью станет сенсацией года. А может, и десятилетия! Эта мысль заставила его улыбнуться.

Он посмотрел на часы. Час назад Поль позвонил ему и настоял на встрече.

          Приходилось поторопиться.

 

13.

Центральный зал „Сантории“ был на восемнадцать столиков, большинство из которых – на две или четыре персоны. Тут скромный обед обходился хотя бы в 500 евро, но в заведении почти всегда было полно народу.

Жиль огляделся по сторонам. Сегодня в ресторане посетителей было маловато. На себя обращал внимание всемирно известный аниматор Виктор Пах – столь же талантливая, сколь и неприятная личность. Ему было лет шестьдесят, он был приземистым и полным, с обвислыми усами, придающими его круглому, с маленькими глазками лицу гротескный вид. Сейчас он обедал с девчонкой не старше двадцати лет – очередным своим завоеванием. Он поддерживал связи одновременно с двумя или тремя девушками-подростками из высших кругов, чей общий возраст не превышал его собственного – так утверждала желтая пресса, а он этого не отрицал.

Столиком дальше, в компании двух мужчин, сидел Салия Бериша, телеведущий наиболее популярной телепередачи „Ты кто?!“  Из семнадцатиминутной беседы с гостем на студии Салия Бериша делал потрясающую публицистику и невероятное шоу, доставляющее наслаждение рекордному числу зрителей, и уже четыре года подряд не сходил с вершины рейтингов. Он был не просто профессионалом, он был виртуозом! На „Горячий стул“ рвались политики, предприниматели, представители искусства, авантюристы. Сейчас Салия и Жиль повстречались взглядами. Салия кивнул ему по-дружески. Жиль был из десятка лучших журналистов и после сегодняшнего материала несомненно станет одним из следующих гостей на передаче „Ты кто?!“ Он почувствовал дрожь волнения.

В конце зала появился Поль. В белых брюках и черной шелковой рубашке. Он прошел через зал и уселся напротив Жиля.

– Здравствуй, – сказал. У него был усталый вид. – Обед будет за твой счет, да? – поинтересовался он.

Жиль засмеялся щедро. У него были крепкие и крупные зубы. Все, что на этом свете можно было купить за деньги, не стоило волноваться из-за него.

Да и он был ему обязан.

– Так точно! – ответил он. – На аперитив предлагаю по рюмке черешневой 85-го года и салат „Нептун“.

Поль кивнул. Только эта часть заказа обходилась в пол-оклада начинающего инженера.

– Кроме того, – сказал Жиль, – я заплачу за прием девушки.

Ему показалось, что Поль посмотрел на него как-то странно.

Они подождали, пока официант принесет заказ, и молча чокнулись.

– Не надо платить, – сказал Поль, выпив немного и оставшись довольным.

Это действительно была черешневая 85-го года!

– Клиника не обеднеет из-за несколько банок глюкозы, – закончил он.

Жиль насторожился. Поль был пресловуто меркантильным, и такое высказывание звучало из его уст прямо-таки невероятно.

– Не буду брать у тебе денег за девчонку. Даже подарю тебе некоторую информацию, – дополнил Поль.

Жиль оскалился в улыбке.

– И в чем же подвох?

– Подвоха нет.

– В таком случае ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Не очень, – ответил Поль.

Он точно казался озабоченным.

Жиль откинулся на спинку стула и уставился на него.

– Давай, не ходи вокруг да около! – предложил он.

Поль выпил большой глоток.

– С „Малюткой Кэйт“ вы допустили ошибку, – сказал он, ветерев салфеткой уголок губ. – Умершая не имеет ничего общего с тем, что произошло на Торговой. Просто биологические часы этой женщины остановились как раз в ту минуту. Чистая случайность. Виноватым в происшествии был другой!

Жиль задумался. На несколько секунд.

– Девушка?! – спросил он наугад.

Поль кивнул утвердительно.

– Я знаю,что ты заботишься о ней хорошо.

– Она уже не у меня.

Взгляд Жиля стал холодным.

– И почему же, если можно узнать?!

Поль помедлил с ответом.

– Я просто даю ей отсрочку, – устало ответил он.

Жиль подался вперед.

– Отсрочку чему? – голос его осип.

– Жизни! – ответил Поль.

И был искренним.

Где-то далеко звучала музыка. Жиль вытер лицо и оглянулся. Столик, за которым только-что сидел Салия Бериша, был пуст.

– И где она теперь? – повернулся он снова к Полю.

– Завтра вечером будет танцевать в „Тысяча одной ночи“.

„Тысяча одна ночь“ было одним из самых знаменитых заведений во всем регионе. Его посетители по праву были миллиардерами. Там все соответствовало классу клиентов. Они платили фантастически много и получали лучшее.

В „Тысяча одной ночи“ даже компаньонки были на самом высоком уровне. Месяц назад один из клиентов из благодарности оставил одной из девушек чек на миллион! Она просто сидела весь вечер за его столиком, и оба беседовали о древнешумерском искусстве и восточных религиях. Мужчина был изумлен знаниями девушки, а ее красота и утонченность были просто роскошной упаковкой ее ума.

– Директор, заведующий программой, – мой друг! – сказал Поль.

В другой ситуации Жиль рассмеясля бы. Друг, как бы не так!  Скорее всего он был его пациентом, а если не он, то кто-нибудь из его семьи, и он не хотел чтобы это просочилось в прессу. Когда имел интерес в чем-нибудь, Поль умел молчать.

– Вчера я попросил его посмотреть, как она танцует, – продолжил он. Немного погодя он позвонил. Сказал, что это невероятная находка! Ты не знаешь, какие чудеса способна сотворить банка глюкозы! Завтра же вечером он включит ее в программу. Кстати, девчонка – дочь Ванесы Сенталь.

Жиль обдумывал услышанное.

Семь лет назад Ванеса Сенталь была самым популярным именем в современном балете. Она исчезла со сцены в одну ночь. Ее нашли мертвой в ее небольшой квартире в Париже. Убийство или самоубийство? Так и не выяснилось. Но если девушка была ее дочерью, то даже не будучи богатой, она по крайней мере не должна была бы голодать!

Поль угадал его мысли.

– Ванеса была замужем за каким то невероятно посредственным человеком. После ее смерти он все проиграл на бегах, а затем полностью деградировал.

– И ты уверен, что девушка стала причиной тому, что произошло на Торговой? – спросил Жиль.

– Абсолютно! В ней есть нечто, что изменяет время, и человек может пережить то, чего очень желает, что-нибудь из прошлого или же из будущего. Я не очень уверен, но это, по-моему так. Самому пришлось испытать!

На лбу у него выступили капли пота.

– Что-то вроде машины времени, встроенной в теле? – спросил Жиль?

– Ради Бога! Не знаю! – голос Поля перешел на хриплый шепот. – Но я знаю, что эта девушка – единственная уцелевшая из „проклятых“! Оба, причинившие предыдущие происшествия, умерли на месте, а ребенок практически мертв. И девушку очень скоро станут искать.

– Ты о чем? – спросил Жиль.

– Позавчера приходили за мальчуганом из „Белых черешен“. – Поль почти лег на стол. – И увели его! Даже не спросили у родителей. Я не смог им помешать. Никто не смог бы. Я позвонил сенатору Грэю, но как только услышал название отдела,  в котором работают те двое, он был готов поклясться, что не знает меня, не то чтобы заступиться за ребенка. Стал заикаться, будто увидел самого дьявола.

– И где теперь ребенок? – спросил Жиль.

– Не имею ни малейшего представления, – сказал Поль. – Но ручаюсь, что они уже разложили его мозг и даже не приложат усилий собрать его в совок. И в ребенке, и в девушке содержится „то“, чем они так интересуются! Ребенок у них в руках. Но от него не осталось ничего или почти ничего. Теперь очередь девушки! Вы их подвели, указав на „Малютку Кэйт“. И они зацепились за это. Я уверен, что они разобрали до последнего атома труп бедной старушки. Очень скоро, однако, поймут, что идут по неверному пути. И догадаются. Они – парни смекалистые. И станут искать девушку.

– Но могут и не найти – предположил Жиль.

Поль покачал головой.

– Она сама приведет их к себе, поверь! Она так устроена. Если „то“, что в ней, не выступает наружу, оно ее разорвет. Единственное, что я смог сделать, было дать ей отсрочку.

Жиль задумался.

– Генератор! – сказал он.

– Что? – не понял Поль.

– „То“, о чем ты говоришь, - генератор. У девушки он есть, как был у немногих представителей человечества. Наподобие их были созданы Генераторы городков.

– Можно еще по рюмочке черешневой 85-го? – предложил Поль.

Они дождались заказа молча.

– Слушай! – сказал Поль, выпив глоток. – Я не желаю иметь ничего общего с девушками, которых ты ко мне приводишь, ни с какими генераторами или же городками. Своих сумасшедших мне хватает! Я не хочу ни во что вляпаться.

– Увы, – сказал Жиль. – Ты уже вляпался! Это ты дал отсрочку девушке.

Поль откинулся на спинку стула и задумался.

– Ты помнишь тот день, когда мы встретились впервые? – спросил он.

– Никак не забуду, – сказал Жиль. – Я тогда познакомился и с Сильвией. Она представила меня своему мужу – сенатору Вильямсу. Я два года подряд бегал за ним и писал о нем лестные материалы. Пока он вдруг не догадался, что я сплю с его женой. Честно говоря, не ожидал, что он так взбесится!

– Я спрашиваю: какое это было число? – подался вперед Поль.

– Девятого июня! Как раз в этот день пять лет назад умерла моя мать.

– Я так и знал! – вздохнул Поль.

– Что мать умерла пять лет назад?! – не смог поверить Жиль.

– Нет, – сокрушенно сказал Поль, – а что было девятое число!

 

 

 

14.

 

Когда  Марио Рало вышел из антиквариата, солнце уже садилось, а на углу расхватывали очередной номер „Факел“-а.

         Он почувствовал дрожь волнения. Ведь они вдвоем с Маргит были на дне всего этого.

Затем свернул в улочку потише, где поставил машину, и завел мотор.

Приехав домой, увидел, что машина Маргит стоит в гараже. Теперь встреча с пятью адвокатами несколько дней назад казалась ему давним воспоминанием. Тогда у него было такое чувство, будто не выдержит, вскочит с места и согласится на сумму, в десять раз ниже той, что требовал его адвокат. Но ему не хватило сил вскочить, а заговорить – тем более. И получилось отлично. Чертовски хорошо!

Когда  зашел в дом, он почувствовал колыхание свежего воздуха. Кондиционер работал. Они могли себе этого позволить!

Оглянулся.

Маргит сидела перед компьютером.

Рало подошел и поцеловал ее в шею.

– Ты смотри, что творится! – сказала она, не отрывая глаз с монитора. – Продажи „Факел“-а увеличились на целых два пункта только за день.

– Молодцы! – согласился Марио с великодушием человека, благодаря которому наметился рост на два пункта.

– Посмотри однако это! – сказала Маргит, не поворачиваясь.

В ее голосе звучали особые нотки.

Он встал рядом и посмотрел, на экран.

Прищурил глаза.

Невероятно!

– Пятьсот тысяч?! – сказал.

Его голос стал визгливым.

– Именно, – отозвалась Маргит. – У нас заказ на пятьсот тысяч экземпляров книги. Причем увеличиваются еще.

– И что ты собираешься делать? – спросил он.

Она встала и повернулась к нему.

Была красивой и взволнованной.

– Я подключила еще две типографии, - ответила без эмоций.

– Умница! – обнял ее Рало.

– Спрашивается, однако... – начала было Маргит.

– Ну, что? – поторопил он ее.

– Если ему тогда было лет сорок, теперь должно быть больше семидесяти. Весьма неплохой возраст, - отметила Маргит.

– Ты о ком? – спросил Рало.

– О Махарадже.

– Да брось! Если он и был вообще, наверное, давно умер.

– Почем знать! – как-то отрешенно сказала Маргит.

Выражение ее лица стало каким-то странным.

– Эй! – воскликнул Рало. – Ты собираешься мне изменять что ли? Я сейчас отыщу и убью его! – якобы действительно решив выполнить угрозу, он повернулся и двинулся к двери.

Она рассмеялась.

– Погоди! – сказала. – Через минуту Салия Бериша будет брать интервью у Легислатора Прамоса. Потом отыщешь.

Рало остановился и задумался.

         – У меня есть идея получше! – и повел ее к спальне.

 

 

15. 

Жиль Беллас оглянулся. Был в пробке. На всех четырех полосах по обе стороны автомобили передвигались со скоростью сантиметр в минуту. Он посмотрел на часы. Они показывали двадцать минут девятого. Через десять минут должна была начаться передача Салии Бериши. Он не успеет добраться до клуба „Сантория“, где в присутствии журналистского братства решил  посмотреть его интервью с Легислатором Прамоса. А это, несомненно, было чем-то, чего ни один журналист не захотел бы пропустить.

Выждав машину впереди отойти на метр, он сделал знак водителю справа, что хочет повернуть в соседний переулок. Тот, хотя и злой, пропустил его. Жиль поставил машину у входа в магазин светильников и вышел из нее. Рубашка прилипла к его спине. Он был очень взволнован. Всегда был уверен, что есть группа людей, правящих миром, и что правительства являются вроде подставных лиц. Несомненно, такой группой был ТРЕСТ, о котором говорилось в рукописи, и это подтверждалось в письмах. ТРЕСТ финансировал и создал ПРОЕКТ. Прамос был лишь одним из 33-ех научных городков, которые должны были  переправить человечество во времена, где не существует тех узлов, что становятся причиной вековых периодов войн, ненависти, болезней и смерти. В каждом из городков под землей был построен Генератор, который должен был стать и переправщиком. Генераторы были построены наподобие тех, что принадлежали немногим. В течение веков этих людей называли по-разному:пророками, апостолами, мессиями, вожаками, проклятыми, но это всегда было одно и то же! Прамос был единственным городком, расположенным недалеко от большого города. Он первым должен был завести Генератор и начать переправлять. За ним станут заводиться и другие.

В рукописи имелись письма, из которых было видно, что попытки выравнивания времени делались уже в 80-е годы прошлого века. Неужели возможно, что последние дни и часы мира в его настоящем виде уходят сейчас? И каким будет он затем? Каждому жить в своем времени! Но что это значит? Новы мировой порядок? Золотой век или Апокалипсис?

Жиль перебежал дорогу перед потоком машин и направился в отель „Элита“ по ту сторону бульвара. Отели этой европейской сети предлагали первоклассное обслуживание. Номера были обставлены мебелью из красного дерева, а ванные были отделаны цветным мрамором. Но самые теплые отзывы были о кухне ресторанов. Это определяло и посетителей – людей состоятельных и по своей природе гурманов.

Жиль зашел в холл отеля и огляделся. В регистратуре стояли парень и девушка – работники отеля, и тихо разговаривали. В том конце, у окна с видом на шоссе номер 5, стояли телевизор с двухметровым экраном, диван и три кресла. На диване устроились пара пожилых японцев, а на столике перед ними стояли два огромных мороженых сорбе - сами по себе произведения искусства.

- Разрешите включить телевизор, - улыбнулся Жиль обоим японцам.

Они закивали с улыбкой.

Видимо, ничего не поняли.

Жиль мог сколотить приличное предложение по-японски, но в данный момент ему было не до словесного общения.

Он включил экран и уселся в одно из кресел.

Не более, чем через минуту там появилась заставка передачи „Ты кто?!“, а затем и сам Салия Бериша. Он был в светлом костюме, при темно-зеленой рубашке и светлом галстуке. Напротив него в кресле сидел Легислатор Прамоса – мужчина лет сорока с бледным скуластым лицом, светлыми волосами и карими глазами. Кое-кто из женщин могли бы счесть его весьма привлекательным. Его костюм с точностью был дорогим, но создавал впечатление приятной повседневности.

Жиль навострил все свои чувства. Из каждого жеста, слова, интонации, незаметного вздрагивания он уловил бы и неуловимое.

Он был профессионалом.

Вопросы Салии Бериши были острыми, провокационными и неожиданными.

Ответы же Легислатора – спокойными и убедительными.

Жиль почувствовал, как к горлу начинает подступать ком.

Это было что-то невероятное! Вся его карьера, создаваяемая годами, теперь рушилась у него на глазах. Та владелица издательства и адвокат ее мужа подвели его!  Непонятно как, но они заставили их купить дряную фальшивку, убедительным образом внушавшую, что якобы существуют какой-то ТРЕСТ и какой-то ПРОЕКТ!

Господи! Прамос действительно существовал и находился в 50 милях от Урбабинци, но там не было никакого Генератора! Не существовало никаких тридцати научных городков, которые когда-нибудь должны переправить человечество вперед, в безопасные для жизни времена!

Краешком глаза Жиль заметил, что в обстановке вокруг что-то изменилось. Девушка и парень из регистратуры, также как и пара японцев тоже смотрели на экран. В выражениях их лиц, однако, было что-то очень смущающее. Лицо старухи исказилось немым смехом, а старика – неподдельным ужасом. Девушка тихо хихикала, а на лице парня застыло лукавое выражение.

Жиль выждал конец передачи, встал и вышел на улицу.

Сел в машину и поехал. Улицы странно пустели.

В нем не осталось ни капли ощущений. Таков, значит, вкус провала!

Он по наитию поехал в редакцию. Гавридис был человеком, которому придется принять на себя часть удара. И позора. Он был дежурным по номеру и, должно быть, сидел у себя в кабинета. Несомненно, он сокрушен не меньше его.

Открыв дверь, Жиль увидел, что Гавридис розсилса удобно в кожаном кресле, положив ноги на круглый столик перед собой. В руке держал стакан с виски.

Гавридис повернулся и засмеялся.

- Поздравляю, братан! – сказал он и снял ноги со столика.

Затем подошел к шкафу, налил в другой стакан виски и подал его Жилю.

- Рад за тебя! Теперь уже Пулицер тебе обеспечен!

Жиль взял стакан и выпил его залпом.

Потом открыл шкаф, взял бутылку и выпил прямо из нее.

- Я не удивлюсь, если через несколько минут подожгут нашу редакцию! – Жиль поперехнулся и едва смог сглотнуть.

Гавридис рассмеялся. От души.

- Действительно, такое мне никогда бы не пришло в голову! – признался он. – Но идея неплохая!

Жиль уставился на него.

Гавридис точно не понимал, что произошло, или понимал, и от этого у него мозги съехали!

- Ты чего такой бледный, - выпялил на него глаза Гавридис.- Господи! Никогда бы не подумал, что слава может подействовать на победителя таким ужасным образом.

Что-то с точностью было не в порядке! И выражения тех четверых в отеле...

- Запусти-ка интервью! – подавленно сказал Жиль. – Я уверен, что ты сделал запись!

- Разумеется! – ответил Гавридис. – Ведь это – интервью века, братан! Давай, садись спокойно и наслаждайся своим триумфом! – предложил он и включил запись. – Ведь это интервью – результат твоего газетного материала!

Жиль стал смотреть. Мускулы на шее у него онемели. Через минуту довольное выражение с лица Гавридиса стерлось, и на его месте появилось смятение.

- Что, к черту, происходит? – судорожно спросил он. – Полчаса назад этот человек говорил совсем другое!

Мысли Жиля двигались быстро.

- Ты слышал, что он сказал?! – взвизгнул Гавридис. – Некоторые из нас будут жить в Зонах, а другие – на Свалках! И кто такие те сволочи, что будут решать где мне жить – в Зоне или на Свалке?!

Жиль не переставал думать! Вот, значит, как!

- Эта запись меняется, - медленно сказал он. – Сейчас понимаю, почему выражения тех четверых били такими разными. Они просто слышали и видели разные вещи!

Гавридис встал.

- У меня упало давление, - сказал он. – Кроме того, я верующий и не желаю слышать ничего про Тех Четверых.

Он достал из сумки несколько таблеток, бросил их в рот и запил виски.

- Послушай! – сказал Жиль. – Каждый из нас видит и слышит разное. Мы передвигаемся во времени, и образ одного события меняется так быстро потому, что узлы, о которых повествует рукопись, затянулись до предела. Отныне обо всем, что бы ни произошло, каждый будет иметь свое представление!

Гавридис смотрел на него и стоял, как окаменевший. Таблетки с точностью не действовали!

- ТРЕСТ существует! ПРОЕКТ существует! И Переправа начнется с минуты на минуту! – напряженно сказал Жиль.

- Ты что такое говоришь? – спросил Гавридис.

Жиль встал.

- Я должен позаботиться кое о ком . Затем вернусь обратно!

- О ком? – спросил Гавридис.

- О том, у кого есть генератор, - ответил Жиль.

 

 

16.

Рало вдохнул аромат ее волос. Господи, какое счастье! Делать любовь, а затем лежать, обнявшись. И та угроза остаться без крова их чудом миновала.

В эту минуту Рало вдруг осознал, что у него есть все: женщина, которую он любит, работа, дом!

Маргит шевельнулась.

- Поспи немного, - сказал он.

- Мы пропустили интервью Салии Бериши, - сказала она.

- А я кажется забыл включить сигнализацию в магазине. Сбегаю проверю!

Он встал.

- Постой, - попросила она. – Хочу, чтобы мы снова делали любовь.

- Я вернусь до получаса.

Он оделся быстро и вернулся поцеловать ее.

- Жди меня в постели и никуда не уходи! – приказал.

 

Выехал из гаража и тут же заметил, что на улице все как-то сильно изменилось. В воздухе с точностью чувствовалась тревога. Какой-то водитель за ним громко сигналил. Такого в этом квартале еще не бывало!

Он поставил машину у магазина, открыл дверь и посмотрел сигнализацию. И вправду забыл. И тут же заметил, что дверь, ведущая на цокольный этаж, где находились сейфы, приоткрыта и в щель просачивается свет. Значит, там внизу кто-то есть! Его сердце сжалось.

Вор!

Он почти на цыпочках зашел в кабинет и также тихо достал пистолет из ящика стола. Затем очень осторожно стал спускаться по лестнице, стараясь сдержать дыхание и держаться близко к стене. У стеклянной двери он остановился.

И тогда увидел его.

Чан Сун стоял к нему спиной и держал в руках небольшую статуэтку эпохи династии Мин, а сейф перед ним был широко открыт.

Рало был ошарашен. Что тут делал Чан в этот час и почему сейф был открыт? Он не знал, что думать. Просто стоял и смотрел.

Чан прикоснулся к статуэтке кончиками пальцев, затем также осторожно вернул ее в сейф и запер его.

Рало быстро отпрянул, задом наперед поднялся по лестнице и зашел в кабинет. Через несколько мгновений услышал, что Чан проходит через зал, включает сигнализацию и запирает магазин.

Несколько долгих мгновений Рало остался в темноте. Только тут он понял, что не знает почти ничего о Чане, кроме той волнующей истории про его любовь к Цветку Лотоса. Откуда у него были эти умения, которые с точностью изумили бы даже лучших профессионалов по открытию сейфов?

Он выдвинул ящик стола и запер пистолет.

Когда он вышел из магазина, напряженность на улице видимо возросла. Встречалось  гораздо больше людей, а нередко слышались и гудки автомобилей. Он сел в машину, и вдруг кто-то сильно хлопнул ладонью по заднему стеклу.

Это было невероятно! В самом центре города?!

Он приехал домой злой и вспотевший. Маргит сидела у компьютера.

- На улице творится полное безобразие, - отметил он. – Ты не знаешь, что показывают по новостям?

- Иди посмотри, - сказала она, не снимая глаз с монитора. – Придется начать все продавать!

- Что продавать? – удивился Марио.

Маргит повернула голову.

Она была свежа, красива, уверена.

- Книгу! – ответила просто.

- Ты о чем? – воскликнул Марио. – Ты знаешь, что твориться на улице?

- Заказов стало миллион и их число продолжает расти. У нас напечатано двести тысяч штук. Можем начинать продавать сейчас же!

- Сейчас? – не поверил Марио.

- Да, - ответила Маргит. – У Центра типографии уже стоят очереди. Но нам потребуется помощник.

Марио смотрел на нее испытующе.

           Она не шутила.

 

 

 

17.

Со множеством своих торговых отелей, ресторанов, баров и казино комплекс „Донатели“ был среди крупнейших развлекательных объектов в Урбабинци.

Здесь можно было увидеть, отведать и купить всего с Балкан, Востока и Азии.

Комплекс всегда был битком набит туристов, хотя в дневных заведениях бывали и жители города.

Лет пятнадцать назад троим хакерам-подросткам удалось виртуозным способом ограбить два из крупнейших банков Азии. При помощи подставных лиц были куплены кофейные плантации в Южной Америке, археологическая зона в Африке, три острова в Тихом океане и на радость деда одного из них – небольшой в ту пору отель „Донатели“ в Урбабинци, где старик-чудак и в молодости компьютерный гений встретил свою большую любовь – знаменитую Лепу Лолиту. Пятнадцать лет спустя на месте когда-то невзрачного отеля появился грандиозный развлекательный комплекс „Донатели“. В этот позний час он утопал в море света. Был похож на сказку и действительно ею был, но только для богатых. А самым сказочным уголком здесь был бар „Тысяча одна ночь“. Журналисты даже масштаба Жиля Белласа не могли бы позволить себе побывать в нем - это обошлось им в двухгодовой оклад. Но Поль Номанский позаботился, чтобы Жиль зашел сюда и чтобы ему всего хватило. Проинструктированный швейцар внимательно рассомтрел удостоверение журналиста и пропустил его. Зал был просторным, на нескольких уровнях, и столики ютились за дискретными светильниками. Красивые девушки разных рас приносили заказы. В конце зала находилась освещенная сцена. Если присмотреться повнимательней, можно было заметить, что это – стеклянный колпак огромного аквариума. Над ним плыли причудливые огни. Швейцар усадил Жиля за столик в конце зала, но даже отсюда все было очень хорошо видно. Немного погодя подошла красивая девица с бокалом шампанского и поставила его перед ним.

Жиль не заказал больше ничего, и она удалилась.

Жиль огляделся по сторонам. В зале было полно народу. Большинству мужчин здесь  было за пятьдесят, а девушки рядом с ними были несомненно красавицами. Любой, кто подумал бы, что они просто компаньонки, ошибся бы! Они были чрезвычайно дорогими компаньонками! Ни одна из них не появилась бы в „Плейбое“ или в „Сан“. Каждая владела несколькими иностранными языками и обладала обширными знаниями в области политики, искусства, бизнеса. Девица, лишь месяц назад получившая чаевые в один миллион долларов, защитила два доктората. Весь вечер она просидела с мужчиной, и оба разговаривали об искусстве древних шумеров и о восточных религиях. Мужчина был в восторге от ее знаний. А ее поразительная красота была равноценна ее уму.

На сцену вышла высокая длинноногая блондинка с узкими бедрами и красивыми плечами. Это была Пола Уайт – поп-звезда десятилетия! Ее выступления взрывали многомиллионную публику во время международных гастролей. Тут, однако, после ее двух выступлений апплодисментов не последовало. Ее проводила скромная тишина, но даже этого ей хвтатило! Она пела в „Тысяча одной ночи!“.

Через минуту свет в зале стал таять и постепенно исчез, а на стеклянном полу заиграли пятна света, затем появились огоньки, переросшие в языки пламени, превратились в огонь и над ним стало стелиться марево.

Через зал прокатилось жаркое дуновение.

Жиль почувствовал, что его дыхание участилось и он уставился на языки пламени. Через няколко мучительных мгновений из них появилась фигура девушку, которая парила среди них, поднималась, отодвигала их руками и снова окуналась в бушующее пекло.

Он никогда не видел подобного.

Никто не видел!

Это бесплотное существо будто пришло с Космоса, чтобы потанцевать среди земного ада и красоты.

Тишина в зале стала призрачной. Не слышалось даже самое слабое дыхание.

  На душе у него полегчало. Он почувствовал запах трав и цветов. Оглянулся. Он действительно стоял в траве! Было слышно жужжание мошек и насеком. Где-то далеко перед ним шла девушка, она будто парила в мареве. У нее были длинные и кудрявые волосы. Девушка подошла поближе. И тогда он увидел ее глаза – глубокие и серые. Девушка протянуло руку, и Жиль прикрыл глаза. Он почувствовал свежесть прикосновения ее пальцев на своем лице, а зетем ее губы на своих – ее губы имели аромат земляники.

 Что-то отбросило его тело и ослепило его.

В зале взорвался невероятный шум.

- Господи! – послышался громкий голос. – Я хочу пержить это снова!

Кто-то громко закричал, а кто-то запел.

Пламя над сценой зашипело, как залитое водой, и фигура девушки исчезла.

 

 

 

18.

Задыхаясь, все еще в тунике и с лентой в волосах, Лариета оказалась на улице. Она обезумела от страха. Вокруг не видно было никого. Разноцветные рекламы бросали одинокие и пульсирующие огни на брусчатку. Из зала за ее спиной доносился рокот. Это еще больше испугало ее. И на этой работе ей не удалось задержаться!  Причиной хаоса, наступившего в зале, была она! Она знала это.

И побежала. Должна была бежать. Все быстрей и быстрей! Еее сердце колотилось бешено. В какой-то момент она убавила темп и заслушалась. Ничего не было слышно. Она уже удалилась достаточно. Сумасшедшие клиенты с точностью не настигли бы ее. Посмотрела на свои ноги. Она была боса. Асфальт был холодным, и это от этого напряжение в ней стихло. Кок компресс на ожоге. Господи, какое удовольствие! Ее легкие глубоко вдыхали воздух.

И тут она услышала рев мотоциклов! Это несомненно были „Лиры“. Они были убийцами, и после их полуночных нобегов в Северном квартале всегда оставался труп. Они появлялись внезапно и через несколько минут бешеной езды по темным переулкам исчезали невесть куда.

Но теперь они появились почти в Центре! Она продолжала идти по середине дороги. Из какого-то окна донесся предупредительный крик, но она не обратила на него внимания.

Рев мотоциклов рос за ее спиной. Они  наедут на нее и уедут. Но что из этого?

Мотоциклы  неслись, и улица содрогалась от их рева.

Лариета продолжала идт Один из „Лир“ пошел прямо на нее. Сегодня вечером он будет убийцей! И это было прекрасно.

В какой-то бесконечно короткий миг в ней что-то дрогнуло. Это было совсем небольшое и такое крохотное желание, на которое в иной раз она не обратила бы внимания, но теперь в ней не осталось никаких ощущений, и каким бы маленьким оно ни было, она безошибочно узнала его. И удивилась! Оно появилось вместе с приближающим грохотом и начало бешено нарастать, но со скоростью,   ошеломляюще большей, чем обрушивающаяся опасность.

И это было желание жить!

Она остановилась.

Была более удивлена тем, что творилось с ней, чем  тем, что спускалось как лавина за ее спиной.

Это желание переполнило ее, и когда мотоцикл был в метрах от нее, взорвалось как вихрь.

Лариета оглянулась.

И увидела как-то замедленно полет „Лиры“ в воздухе, увидела, как парень соскочил с сиденья и повернулся, будто хотел ухватиться за что-то, увидела, как мотоцикл вонзается в витрину напротив, и как осыпаются ее стекла. В какое-то мгновение Лариета и парень повстречались взглядами. И тогда их времена пересеклось. На лице парня появилась улыбка. Потом его тело тяжело рухнуло на асфальт.

Вой остальных „Лир“ растаял в ночи. Она подошла к распроспростертому телу. Парень был в темной кожаной одежде с эмблемой лиры на груди. Его лицо откинулось на темную крышку ночи. Это было красивое, бледно лицо, как-то странно улыбающееся, с наслаждением, стаеенным в уголках губ. Смерть уловила мгновение, когда их взгляды повстречались.

Лариета с удивление созерцала на него. Она была потрясена. Сегодня ночью убийцей была она! Только потому, что кто-то захотел убить ее! Такого еще не бывало – убийце быть убитым своей жертвой!

 

19.

Мужчина за столиком рядом с Жилем продолжал кричать.

- Хочу снова увидеть это! Я заплачу сейчас-же и наличнымы! Цена не имее значения!

Другой мужчина забрался под стол и молился. Третий смеялся в припадке истерии. Все было каким-то сумасшедствием.

Чуть шатаясь, Жиль смог найти дверь, а затем в коридоре оставил за спиной шум и стал искать глазами выход.

Когда он вышел, на него подуло свежим воздухом. Где-то далеко были слышны гудки, крики, выстрелы. Все выходило из-под контроля! Он попытался вспомнить, куда поставил мешину, и вдруг испугался, что забыл.

Нашел ее и сел. Достал телефон и набрал номер Поля.

Тот взял трубку после второго звонка, но Жилю пришлось подождать, пока он найдет адрес девушк

Он завел машину и помчарся. Старался ехать темными и тихими переулками, чтобы не оказаться в пробке.

Это с точностью  задержало бы его.

 

20.

 Лариетта оглянулась.  Из комнаты ее отца доносились звуки включенного телевизора.

Она приоткрыла дверь и заглянула внутрь - отец сидел в раскуроченном грязном кресле, жевал кусок хлеба, с которого сыпались крошки, и смотрел на экран, ничего не видя.

          Лариетта медленно прикрыла дверь. Где-то недалеко раздался вой «Лир». Этой ночью многие станут жертвами, но жертвы будут и среди «Лир». Все перепуталось. Установленный порядок рушился.

          Вой двигателей нарастал и спустя несколько секунд послышался грохот разбивающегося мотоцикла – этот звук ни с чем нельзя было перепутать. Салют жертве! Она стала убийцей! Многие останутся довольны этой игрой. Сегодня ночью!

          Раздался звонок в дверь. Лариетта замерла и спустя мгновенье разглядела угрозу, что ожидала ее за дверью.

          Как же она выглядела?

          Открыв дверь, она увидела двоих мужчин в черных костюмах. Так вот что это было!

           - Вы должны пройти с нами! – сказал один из них.

          Лариетта се смотрела прямо в них.

           - Потом мы вернем вас. – сказал другой.

          У него было доброе лицо.

          Она знала, что ее не вернут.

          - Хорошо – ответила. – Я переоденусь?

          На ней все еще была красная туника, а волосы придерживала лента.

          Первый мужчина пожал плечами.

          - Переоденьтесь – согласился второй – тот, с добрым лицом.

         Она оставила дверь полуоткрытой и вернулась в свою комнату. Надела желтое хлопковое платье – единственную красивую вещь, которую имела, и обула слипоны на босу ногу.

         Из окна веяло людским волнением.

         Лариетта приблизилась. Тысячи хриплых и необычных звуков хлынуло в комнату. Весь город светился, а далеко на севере виделось едва уловимое сияние. В ту сторону был Прамос. Говорили, что завтра городка уже не будет…

         Она встала на цыпочки, чтобы видеть подальше.

         Столько ужасного рассказывали про это место, но все равно было за него больно.

          Ее тело вытянулось.

          Она почувствовала волну сильного желания. Это было желание человека, который ехал за ней из Центра, пробираясь на своей машине по тесным тихим улочкам. Почти смогла его увидеть. Это был молодой мужчина со скулистым лицом и усталыми голубыми глазами.

         По ее губам пробежала улыбка. Это не было возможно! Никто и никогда не интересовался ей. Никто кроме «Лиры»!

         Снова послышался вой их моторов. На этот раз со стороны «Южного квартала». Для них уже не имело значения в какой части города охотиться. Жертвы из других кварталов еще не так наловчились, как «северные». Здесь лишь час назад одна из жертв сама стала убийцей!

         Время изогнулось и миг возвратился назад.

         Желание вырвалось из нее, превратилось в вихрь и отбросило мотоцикл. Тело «Лиры» описало в воздухе дугу и в какое-то невероятное мгновение «Лира» увидела свою жертву.

        Жертва смотрела на него. Время для нее шло головокружительно медленно и как будто бы застыло. Для него оно летело как удаляющаяся галактика. Тем не менее «Лира» видела ее. Жертва была красивой, беззащитной и нежной! В миллиардные доли секунды его время пересеклось с ее временем.

       Точно в тот миг «Лира» любил ее.

      Миг был слишком мал по сравнению с вечностью, чтобы вместить в себя слово или жест и все-таки «Лира» успел улыбнуться. Смерть коснулась его в этот самый миг. Не впервые со дня Сотворения мира случалось убийце любить свою жертву. Это бывало миллионы раз, и миллионы раз смерть вмешивалась в этот самый миг.    

     Мотоцикл с грохотом влетел в ближайшую витрину и тело «Лиры» тяжело обрушилось на мостовую.

     Лариетта подошла поближе.

    Лицо «Лиры» смотрело вверх. В уголках его губ читалась замерзшая улыбка.

    Улыбка была только для нее!

    Это было единственное во всей ее жизни, которое предназначалось лишь только ей.

    Она протянула руки, чтобы коснуться его лица.

     Квант света прорезал тьму, ее время пересеклось с временем «Лиры». В уголках ее губ появилась улыбка.

     Не в первый раз случалось, что жертва любила своего убийцу!

     Ее отец услышал глухой удар под окном. Не пошевелился. Он по-прежнему глядел на экран пустыми глазами.

     Раздались настойчивые звонки в дверь.

     Через минуту в комнату ворвались двое мужчин в дорогих черных костюмах. Жаль только, что они были так разъярены! Они треснули за собой дверь и настала тишина.

      Все было кончено.

 

21.

 Жиль взглянул на лифт. Пользоваться им было рискованно. Поднялся бегом до пятого этажа и огляделся в поисках номера 17. Он находился в конце коридора. Штукатурка возле двери была облуплена, как будто совсем недавно кто-то резко ее захлопнул.

      Нажал на звонок. Подождал немного, но движения не было заметно. Осторожно вошел. В тесном темном коридоре находился небольшой кухонный бокс с печкой и двумя дверьми. Открыв одну из них, Жиль увидел пожилого мужчину, жующего хлеб перед телевизором. Тот даже не обернулся. За другой дверью была кровать, накинутая старым одеялом и маленький туалетный столик со стулом без спинки. Через стул была переброшена красная туника. Как только взял ее в руки, его передернуло. Он резко повернулся, почувствовав чье-то присутствие.

      Никого не было.

      Окно было открыто. Ветерок покачивал занавеску.

      Сердце застряло у него в горле. Он выглянул на улицу. Там внизу что-то темнело.

      Выбежал из подъезда и повернул ко внутреннему двору. Увидел темнеющую массу и приблизился к ней. Можно было различить волосы, распластанные по земле. Он присел на корточки и его пальцы нашли в темноте лицо. Оно было еще теплым. Пощупал пульс. Ничего. Обняв тело обеими руками, он выпрямился. Отнес его к машине и положил на заднее сиденье. Некоторое время смотрел на девушку.

      Она выглядела уснувшей. Но он знал, что это не так!

      Сел в машину и поехал.

      Улицы были пусты и темны. Где-то далеко слышался низкий гул и собачий вой. Вот появился и еще один звук. Он был похож на осиное жужжанье.

      «Лиры».

      В последнее время, кроме на запоздалых прохожих, они начали нападать и на автомобили. Налетали по трое или четверо и их мотоциклы, снабженные стальными шипами, буквально раздавливали машину и разрывали на части обезумевших от ужаса пассажиров.

      Вой «Лир» усиливался.

Понадобилось всего несколько мгновений, чтобы понять, что их привлекли шум и фары его машины. Жиль прислушался. Не было сомнения – его окружали. Он почувствовал панику.

Это была только секунда.

      Нажал на газ. Шум мотоциклов приближался и уже был слышен не только сзади, но и спереди. Ему перехватывали дорогу!

      Он выключил фары. Сделал резкий поворот и бешено помчался по темным закоулкам, из улочки в улочку, двигаясь вслепую в сторону Центра. От свиста покрышек он потерял представление о том, откуда слышится вой мотоциклов. Он будто бы снизходил с самого неба! Время неимоверно растянулось. Мускулы напряглись до предела. Человеческое тело и автомобиль слились в единое целое. Им управлял лишь инстинкт – вперед и быстрее! Нет. Не только инстинкт. Не верилось, но за его спиной было еще что-то, что толкало его! Вперед и быстрее!

      Погоня следовала за ним почти до самого Центра, потом рев мотоциклов понемногу заглох.

Он оторвался.

      Ослабил газ и, проехав где-то еще километр, остановился. Его рубашка была мокрой от пота. Пальцы продолжали сжимать руль. Он задумался что бы случилось, если бы его догнали. На самом деле – совсем не задумывался. Эмблемы «Факела» на капоте вообще бы  не остановили их. Они были убийцами!

      Оглянулся назад и посмотрел на девушку. Она продолжала спать.

      Бросил взгляд на телефон. Увидел несколько сообщений, но только одно из них привлекло его внимание.

      Жиль вгляделся в темноту.

      Этого не должно было быть! Ни за что!

      Набрал номер Гавридиса.

      Из радио в машине тихонько доносилась песня.

      «Эти туфли только для прогулки».

      Пела Анита Уайт.

 

22.

Карен открыла глаза. Было темно, но сквозь занавески на окне процеживался лунный свет. Стол, кресло, картина, выглядели так, словно плыли.

Карен прислушалась. Потом замерла.

Оливер Слейк был где-то рядом! Все ее существо напряглось. Попыталась угадать направление. Он был там – в темноте. Она была уверена!

Карен встала и, тихо ступая и сдерживая дыхание, вышла из квартиры.

Коридор был освещен и пуст. Она скользнула вдоль стены и начала спускаться по лестнице. Вышла из здания и остановилась, глядя на темные очертания многолетних дубов. Их листья шелестели в почти неуловимом ветерке. Луна выглядывала и пряталась снова за облака и длинные тени скользили по темной траве.

Карен продолжала пристально вглядываться. Не было никакого сомнения! Он был там – в темноте!

Она обернулась и пошла к воротам, которые выводили за пределы клиники. На этот раз она почувствовала его приближение. Он был где-то у нее за спиной. Она ускорила шаг, затем побежала. Знала, что он последует за ней. Она была его любимой жертвой, а так непростительно дерзко ускользнула от него! Несомненно, он сделает все, чтобы вернуть ее и вновь насладиться ее непокорством.

Ворота открылись перед ней. Где-то сзади хрустнул сучок.

Он следовал за ней!

Сейчас она была уже уверена. Напряглась в стремлении определить разделяющее их расстояние. Было трудно, потому что он двигался как кошка. Нужно было сократить дистанцию, но так, чтобы ничего не заподозрил. Пятьдесят шагов – так было прекрасно! Она была замечательным спринтером и на последних метрах справилась бы отлично.

Неуклонно следовала направлению. Эту дорогу она проходила тысячи раз на протяжении многих лет, проведенных здесь. Могла пробежать ее с закрытыми глазами. А она вела в западню!

Почувствовала трепет волнения. Слейк даже и не предполагал, что его ожидает! Она усилила темп и продолжала его усиливать. И он не отставал. Она чувствовала его позади, хотя и не слышала. Они ушли уже достаточно далеко от клиники. Никто ничего не увидит и не услышит. Оставались последние метры и она вложила всю свою энергию. Летела словно стрела. Сама превратилась в цель! В последние секунды все у нее заработало на крайнем пределе.

Время потекло медленно. Босые ноги Карен уверенно пробежали по узкой доске. Когда оказалась по ту сторону, она остановилась.

Он бежал к ней. Даже не старался быть бесшумным. Она услышала его учащенное дыхание. По его лицу разливалась улыбка. Божественно! Жертва стояла неподвижно и смотрела на него широко открытыми глазами, полными дикого ожидания. Видимо в конце концов она поняла, что не может избежать своего убийцу! Он напряг все свои силы. Нужно было догнать ее как можно быстрее! Сейчас же!

Его ноги не нашли узкой доски и тело шумно рухнуло в темный трап. Что-то хрустнуло – похоже было на звук сломанной кости. Раздался нечеловеческий крик, затем какое-то хныканье.

Карен не шевелилась.

Не дышала.

Хныканье превратилось в стенания, затем все утихло. Она встала на колени, оперлась на ладони и внимательно попыталась заглянуть в яму.

Внизу что-то зашевелилось и заскулило.

- Слейк! – тихо позвала Карен, пытаясь что-нибудь увидеть внизу. – Ты жив?

Послышалось глухое рычание.

-  Ты меня разочаровываешь, Слейк! – сказала Карен. – Очень меня разочаровываешь!

Снизу дошли звуки царапанья.

- Значит с руками у тебя все в порядке – предположила Карен. – А как ноги?

Молчание.

- Жаль! – сказала Карен. – Я думала приходить, спускаться и заботиться о тебе. Так же, как делал ты, когда сломал мне ноги, чтобы я не убежала.

Донесся немощный стон.

- Мне не хотелось бы это тебе говорить, но мы с тобой уже не сможем проводить столько времени вместе, сколько бы мне хотелось. Посмотри что там снаружи.

Из ямы долетел хриплый стон.

- При этом, ты не так вынослив, как я думала! Ты и правда очень плохой мальчик, Слейк! Очень, очень плохой мальчик, который очень разочаровал такую крепкую девочку, как я!

Темная масса внизу снова зашевелилась и послышались бубнящие звуки.

Карен засмеялась.

- Слейк! Мне не хотелось, но сегодня вечером мы кончаем по быстрому. А завтра, если мир вдруг не измениться, я вернусь поухаживать за тобой. Поверь, я обдумывала это годами!

Она встала и начала забрасывать трап ветками. Все было предусмотрено. На дело ушло каких-то лет пять! Но оно этого стоило. Жалко конечно будет, если Слейк окажется не столь выносливым, как она!

- Спокойной ночи, Слейк! – тихо промолвила Карен.

Этой ночью она выспится как следует. С тем наслаждением, которое может испытывать только жертва, убивающая своего убийцу!

Где-то на дороге, ведущей к клинике, промелькнули автомобильные фары и она ускорила шаг.

 

 

23

В последние часы наступила суматоха. Мокрые от пота, испуганные, с выпученными глазами, пациенты садились в машины и вертолеты, и покидали клинику «Оруэлла». Многие из них выглядели намного хуже, чем при поступлении. Множество слухов, которые распространялись средствами массовой информации, окончательно натянули их нервы.

Поль Номанский чувствовал себя очень хорошо.

Сидя в кресле в своем кабинете, он постукивал ручкой по зубам и наслаждался музыкой Вагнера.

В один момент он обернулся, нажал одну из кнопок и через секунду услышал хрипловатый голос старшей медсестры Розали Болтон.

Она всегда была наготове.

- Слушаю Вас, профессор!

- Как там у нас дела? – спросил Поль.

- Все уехали, за исключением пациентов  третьего корпуса и сестры Карен.

- Как она? – поинтересовался Поль.

Ответ немного задержался.

- Только что вернулась – сказала Розали. – Выходила и вернулась вся в грязи и исцарапанная. Но никогда еще я не видела ее такой бодрой!

Поль прошелся мысленным взором в уме. Еще в первый год после прибытия, Карен начала выходить за ограду клиники и гуляла в лесу одна. Несомненно это ее ободряло. Вот и сейчас! Маленькая прогулка - и очень хорошо себя почувствовала!

- Въезжает автомобиль, профессор! – сказала Розали Болтон. – Думаю это ваш друг, Жиль Беллас. По крайней мере мне кажется, что различаю эмблему «Факелов» на автомобиле.

- Хорошо, Розали! – сказал Поль. – Ты свободна этой ночью. Если случится что-то из ряда вон выходящее, я тебя разбужу. Если, конечно, ты сможешь уснуть в такую ночь! – он прервал связь.

          .

24.

Жиль нес девушку на руках.

Когда приблизился, Поль узнал ее – это была та самая девушка, которую он прислал после происшествия на Торговой, та, которой так интересовались те мужчины!

- Этой ночью она должна остаться здесь! – сказал Жиль.

Глаза его горели бешеной голубизной.

Поль снова бросил взгляд на девушку. Она была все так же красива, с той лишь небольшой разницей, что сейчас была мертва.

- Жиль… - попробовал начать он.

- Ничего не говори! – прервал его нервно Жиль. – есть какая-нибудь свободная комната?

- Все! – развел руками Поль.

Жиль направился к палате номер девять и Поль подбежал, чтобы открыть ему дверь.

Вот опять! Девять! Девятка всегда была для него роковой. А в такую ночь как эта, каждый лишний знак судьбы уже переходил за грани. Он просто не хотел, чтобы эта девушка здесь оставалась – ни живая, ни мертвая!

Жиль положил ее на кровать, поправил волосы и несколько мгновений стоял и смотрел, затем обернулся.

- Еще этой ночью – подчеркнул, - или в худшем случае утром, я вернусь! Не хочу, чтобы с ней что-то случилось. Понимаешь?!

Поль понимал. Все сошли с ума!

Жиль похлопал его по плечу – жест, которым показывал, что они всегда могут друг на друга рассчитывать, потом быстро вышел и через минуту раздался шум мотора.

Поль повернулся. Зыбкий лунный свет делал лицо девушки странно мечтательным.

Он сделал для нее невозможное. Дал ей так необходимое преимущество, чтобы она могла скрыться от погони. Но она не смогла – как жалко! И все-таки она их обыграла. Молодец!

Поль Номанский повернулся и пошел в свой кабинет.

Всю эту ночь он будет слушать Вагнера.

Всеобщее безумие не касалось его.

 

25.

Марвин Уельс стоял перед картиной.

Это было лучшее, что он когда-либо создавал. Он рассматривал ее еще некоторое время, потом повернулся. Взял кожаный чемодан. Внутри было все необходимое. Не больше, чем через пять часов, он будет на острове, который недавно себе купил, а вскоре туда приедут его старик и его шестерка. Адвокат заверил их, что там их ожидает друг, а самое главное -  огромный сюрприз! Им даже и не снилось, насколько огромным может быть сюрприз, который готовился годами!

Но хотел ли он этого еще?

Все зависело от Даяны.

Он нашел ее на террасе. Она стояла и мечтательным взглядом обходила озеро „Любовь феи“.

Марвин остановился, полюбовался стройной девичьей фигурой и золотистыми волосами.

Без всякого сомнения все это дело с островом было ерундой!

Даяна повернулась к нему лицом и их взгляды встретились.

- Уезжаешь? – спросила она.

- Не знаю – неуверенно ответил он.

По ее лицу пробежало нечто. Она знала его мечту.

Марвин импульсивно поймал ее за руку. Она не воспротивилась.

- Я хочу тебе кое-что показать. Пойдем!

Она последовала за ним.

Увидев картину, она замерла.

Опять был тот самый теплый послеобеденный час. Она засыпала его ателье маками, а потом села на них и начала срывать их лепестки, а он рисовал, как сумасшедший.

Она все смотрела на картину. Как заколдованная.

- Подари мне ее! – попросила она.

Марвин не мог поверить. На какой остров он потратил время!

- Продам! – решительно отрезал он. – Остров!

Она обернулась.

Молодая, белокурая, влюбленная.

Он сжал ее за плечи.

- Слушай! То, не хочу я его! – слова были еле понятны. – Не хочу тебя пугать, но я хочу тебя!

Она смотрела на него. Неужели он был настолько безумен, что любил ее больше чем целый остров, больше, чем нелегко добытую мечту?

- Вертолет ждет меня за сосновой рощей – продолжил Марвин, задыхаясь, почувствовав, что она не отдергивает руку. – Иди со мной! Продадим остров! В такую ночь я ничего не могу сделать электронным путем. А деньги нам не помешают. Только скажи: „Да“!

Даяна не могла поверить. Он был безумен, красив и влюблен.

- Потом затеряемся где-нибудь – продолжил Марвин. – Где хочешь!

Господи! Он и вправду ее любил.

Она сделала глубокий вдох.

- Я буду ждать тебя – очень медленно и очень тихо сказала она. – И если через двадцать четыре часа ты вернешься, я скажу „да“.

Он медленно вникал в смысл того, что она говорила. Это было как в сказке. Принцесса хотела наверняка знать, что он ее любит, и ставила перед трудным испытанием. Но он справится.

- Никуда не уходи! – приказал Марвин. – Меньше, чем через двадцать четыре часа я вернусь к тебе. И мы уедем. Ты только подумай, куда!

- Тогда иди – прошептала она.

Марвин сжал ее пальцы, потом повернулся и побежал.

Он просто летел на крыльях.

Меньше, чем через двадцать четыре часа, он вернется.

 

26.

  Данаил Хьюс огляделся по сторонам и шморкнул носом. Сумка была точно тяжелой. Пять миллионов евро! Самолет уже ждал в маленьком аэропорту за холмом.

Задумался на мгновенье. Он улетит куда-нибудь далеко, будет работать пианистом в баре на первое время. Он хорошо играл, и его возьмут, вне всякого сомнения. Пяти миллионов будет достаточно, чтобы купить оборудование и бумагу – ощущение печатать банкноты, несравнимо ни с каким другим! Да и надо куда-то девать свободное от музыки время. Конечно, могли возникнуть проблемы с моралистом – третьим, который составлял его личность. Но за последние два года в клинике моралист стал каким-то вялым. Ничего удивительного! Фальсификатор уже не делал ничего неправильного! Совсем законно печатал купюры для Федеральных. Что-то в душе моралиста отчаянно боролось, но не могло открыто сопротивляться. Как-никак Федеральные были и властью, и порядком! И моралист, хотя и с некоторым колебанием, уже соглашался, вместе с остальными двоими смыться куда-нибудь подальше отсюда. Безусловно, он снова будет ныть и объяснять что правильно, а что нет, но сейчас он непременно станет мягче.

Хьюс взял сумку. Конечно, было что-то, что его тревожило, и это были Зоны Времени, о которых так много говорили, и в которых по истечению ночи как-бы будут все жить! Хьюс конечно понимал, что все трое – и пианист, и фальсификатор и моралист живут в разных временных поясах. Конечно, моралист в последнее время переместился поближе к двоим остальным, но все-таки, если каждый бы жил только в своем времени, им пришлось бы расстаться! А они, кажется, не хотели расставаться.

Но не стоило думать об этом.

Кто-то другой, несомненно, все это уже решил.

Нужно было встретиться с Дювалем. Если бы можно было убедит, его поехать вместе с ним, было бы очень неплохо. У троих был бы еще один за компанию – а то, что он бывший убийца, не смущало никого.

 

27.

 Дюваль сидел в гостиной комнате и наблюдал за золотыми рыбками.

- Здравствуй – сказал Хьюс.

Дюваль обернулся и засмеялся, но потом оглядел его костюм и сумку.

- Полагаю, мы не будем завтра играть в теннис – предположил он.

- Нет – ответил Хьюс. – Но я предлагаю тебе кое-что более волнующее. Поезжай со мной! В аэропорту меня ждет маленький самолет.

Дюваль задумался.

- А там, куда мы поедем, мы будем снова играть в теннис? – спросил он.

- Конечно! – засмеялся Хьюс.

Лицо Дюваля стало печальным.

- Но, наверное, мы не сможем взять с собой аквариум с рыбками.

Хьюс замешкался.

 - Переложи их в банку, и поехали! – сказал.

- В банку не получится! Я обдумывал, как с ними бежать, но нельзя в банку. Там они умрут.

- Слушай! – твердо сказал Хьюс. – В клинике почти никто не остался. Даже только что привезли какую-то мертвую девушку. Разве ты не понимаешь, что что-то не так! Пошли со мной, и оставь этих рыб. Я тебе других, покрасивее, куплю.

Дюваль посмотрел на него водянистыми газами.

- Нет, - сказал. – Мне точно эти нужны! Не хочу других. Просто странно, как ты этого не понимаешь! – в его голосе зазвучали нотки истерики.

Хьюс развел руками.

- Ну, в таком случае, желаю тебе оставаться в добрых временах. Я пошел. До свиданья!

- Прощай! – сказал Дюваль и повернулся снова к аквариуму.

Даже не услышал, как захлопнулась дверь за его спиной.

 

 

28.

В первый момент Анри Дюваль не узнал ее. Он видел ее только в форме медсестры. Сейчас, в протертых джинсах и трикотажной футболке, она была похожа на девочку – хрупкую и беззащитную.

-Дюваль! Ты должен мне помочь!

Она была нервна и испугана.

- Ъ-а? – вырвалось у него.

- Нужно вырыть сундук. – голос Карен перешел в шепот. – Одна я не смогу.

Он кивнул. Она лучше знала, что нужно сделать!

- Быстрее! – сказала Карен и он машинально последовал за ней.

Они бегом спустились до приземного этажа и из комнаты, которую использовали в качестве склада, она вынесла кайло и лопату.

- Держи! – протянула ему кайло. – Ты сильнее! Быстро кончим.

Дюваль следовал за ней.

Пройдя некоторое расстояние, Карен остановилась и начала осматриваться по сторонам. Ей было нужно несколько секунд, после чего она решительным жестом очертила лопатой прямоугольник у основания одного дерева.

-Копай! -  приказала она. – Я буду выгребать. У нас совсем нет времени!

Он ни о чем не спрашивал. Все было так невероятно!

Хотя и был крепким мужчиной, Дюваль не мог не признаться, что она очень сильна. Карен выгребала землю без видимого напряжения.

Кайло ударилось во что-то твердое.

- Подожди! – остановила его она. – Теперь моя очередь!

Еще немного и перед его глазами встала крышка сундука.

- Разбей замок! – указала она черенком лопаты.

Нажим посильнее - и замок соскочил. В сундуке лежали большие пакеты, завернутые в полотно.

Она встала на колени и потянула на себя один из них. Развернула.

Там оказался снайпер.

 Не-е! Этого не могло быть!

Дюваль начал потихоньку пятиться.

- Не буду я никого убивать! – закричал он размахивая руками.

Из его горла вместо слов слышалось полу невнятное бульканье.

Ее взгляд упал на Дюваля и он окаменел. Это без сомнения был взгляд человека, который способен убивать!

Дюваля захлестнул страх.

- Не кричи! -  прошипела Карен.

Ее тихий голос вдыхал больше  ужаса, чем снайпер в ее руках.

- Мы должны ее спасти! – сказала она.

-Кого? – еле прошептал Дюваль.

- Девушку из девятой палаты.

- Девушка мертва! – прошептал он. – Хьюс сказал мне об этом перед тем, как уехать.

Господи! Зачем же он не уехал вместе с ним? Сейчас не надо было бы стоять здесь, вместе с этой ненормальной со снайпером.

- Нет! – сказала Карен. – Иначе старшая медсестра Розали Болтом им не позвонила бы. Совсем скоро ОНИ будут здесь.

- Кто ОНИ? – прохрипел Дюваль.

Он не мог поверить, что все это случается именно с ним.

- Те, которые хотят забрать девушку с собой. Она очень важна для них. У нее есть нечто, которое очень им нужно.

- Но ведь она мертвая! – почти выкрикнул Дюваль.

Карен улыбнулась. Странно, но улыбка была красивой.

- Это только так кажется!

Он не возразил. Сумасшедшая. Зачем? Зачем он не уехал вместе с Хьюсом?!

- Едем обратно в клинику – приказала Карен. – Там их будем ждать. Иди!

Она повернулась и побежала.

Дюваль замешкался на секунду, но последовал за ней. Темнота и лес определенно пугали его больше, чем сумасшедшая, бегущая впереди.

Послышалось жужжание, и он остановился. Звук раздавался откуда-то сверху.

- Это вертолет! – крикнула Карен. – Беги!

Охваченный ужасом, он побежал.

Они поднялись бегом на второй этаж, и Карен толкнула его в одну из палат, открыла окно и установила снайпер.

Ее фигура темнела в оконном проеме.

- Сейчас они сядут. Не включай свет и не дыши! – ее голос едва слышался.

Наверное, все это было каким-то кошмаром, и он вот-вот проснется.

Через несколько бесконечных, как ему показалось, мгновений, раздался шум приземляющегося вертолета.

- Их двое – голос Карен звучал пугающе спокойно в темноте.

Ему даже показалось, что она улыбается.

Он не услышал выстрелов. Просто увидел, как ее тело два раза напряглось, а затем расслабилось и даже как-то стало меньше.

- Все кончено! Они мертвы!

- Ты их застрелила! – рявкнул Дюваль.

- Это точно – согласилась она и присела на край кровати. – Я была лучшим стрелком во всем Канзасе.

- Но зачем?! – Дюваль пытался подавить дрожь, которая его охватила.

- Затем, что они хотели убить девушку – ответила Карен.

- Но она уже мертва! – проскулил Дюваль.

Она помедлила с ответом.

- Только так кажется – промолвила через минуту.

Было тихо и как-то призрачно. Из окна падали светлые и темные тени.

Дюваль прислонился к стене и сполз на пол в тени.

Это не сон и он не проснется.

- Зачем ты это сделал? – вдруг спросила его Карен.

- Что? – не понял Дюваль.

- Зачем ты убил свою жену?

Его мысли медленно поплыли. И правда – зачем? Он никогда не задавался этим вопросом. Как будто бы на него не было ответа или, по крайней мере, не было достаточно ясного ответа!

- А ты зачем убила этих двоих? – осмелился спросить он.

Последовала тишина.

- Троих – поправила его Карен.

Он застыл. Значит, она убила еще одного! Или может быть собиралась убить еще одного! А вдруг это он?!

- У меня на то свои причины – ответила Карен, как бы в полусне. – Слейк хотел убить меня, а эти двое хотели убить девушку!

Не он был третьим! Дюваль облегченно выдохнул. Что еще она сказала?

Боже мой! Это было так очевидно! Как он сразу не понял!

- Он угрожал убить моих рыбок! – прохрипел он.

- Мы с тобой очень похожи – сказала Карен, и ее голос прозвучал нереально в темноте. – Даже не представляешь себе насколько! У нас у обоих есть основательные причины.

- Что же нам теперь делать? – спросил он.

- Ты спи! – сказала она. – А я покараулю девушку.

 

29.

Дайана смотрела на картину. Только  сумасшедший мог сотворить такое совершенство. Ей захотелось, чтобы тот день повторился снова – опять сидеть среди маков и срывать лепестки, в то время, как он ее пишет.

     Улыбнулась. Она была не менее его шальной. А в отношениях между мужчиной и женщиной хотя бы один должен быть в своем уме, не так ли?

     Она услышала звук открывающейся двери. Он вернулся! Дайана побежала к двери.

     Дверь была распахнута, но не было никого. Она вышла и огляделась.

     Тогда она его увидела. Эдуард стоял в конце коридора, рядом стояла их собака Фара. Он был все таким же – рыжим, веснушчатым, тринадцатилетним. Она была старше его на целый час. Эдуард был в своих потертых джинсах, в хлопковой футболке любимой команды – « Канареек», точно так же, как и в тот послеобеденный час, когда на них налетел пьяный шофер прямо у нее на глазах.

     Фара радостно завиляла хвостом, а Эдуард засмеялся и помахал ей рукой.

     Значит, не было ничего! Значит, они были живы!

     Эдуард снова поманил ее и они вдвоем с Фарой отправились вниз по лестнице.

     Еще не веря, Дайана последовала за ними.

     Они вышли за ворота клиники и трусцой побежали по дороге, которая вела в город. Она подпрыгивала за ними, стараясь их догнать.

     Восточный квартал ошеломил Дайану множеством на улицах. Она с трудом продвигалась в толпе, пытаясь не терять  их из виду.

     В какой-то момент она остановилась и начала оглядываться вокруг. Ее сердце обледенело. Она их потеряла.

     - Эдуард! – закричала. – Фара!

     Их не было. Дайана расталкивала людей на улице. Никто не обращал на нее внимания.

Она остановилась в исступлении. Уже не знала куда бежать.

     - Эдуард! – выкрикнула снова она.

     Задрожала. Попробовала снова побежать, но ноги не слушались, и едва успела ухватиться за ближайшую стену.

     Во рту пересохло.

     Она сложила ладони на колени и уронила голову. Едва хватало воздуха. Сердце чуть ли не выскакивало из груди. Заплакала. Слезы капали в пыль. Из горла не выходило ни звука. Рыдала бесшумно.

     И точно в этот момент они выскочили перед ней.

     - Эдуард! Фара! – ели успела прошептать одними губами и присела на землю.

     У нее не было сил даже протянуть рук.

     Оба подступали друг к другу. Дайана могла различить каждую веснушку на лице Эдуарда.

     Они, правда, были живы!

     Он дотронулся до ее лица. Его пальцы были теплыми. Фара счастливо махала хвостом.

     Значит, вот оно – счастье! Проснуться после страшного сна и понять, что этого не бывало!

     Живы! Дайана улыбнулась счастливо и прикрыла глаза.

 

30.

 Вокруг было полно людей. Перевозбужденные, они что-то обсуждали, толкали друг друга, плакали, смеялись – как будто наступал край света.

     Вблизи послышался рев двигателя, а потом грохот разбитой витрины.

     Еще одна жертва стала убийцей! Это был третий такой случай за прошедший час, свидетелем которого стал Чан Сунь.

     Трудно было поверить, но мир менялся на глазах!

     Он почувствовал витающее в воздухе возбуждение, потом запах жизни, но было и еще что-то.

     Тогда он ее увидел.

     Она сидела, согнув колени  и прислонившись спиной к ближайшей стене.

     Красивая, молодая, стройная, светловолосая.

     Сидела с прикрытыми глазами. Она выглядела такой счастливой!

     Вокруг сновали разориентированные перевозбужденные люди, а она сидела у стены и улыбалась.

     Чан присел рядом.

     - Это какое-то безумие! – промолвил он, пытаясь завязать разговор.

     Она не ответила, продолжая улыбаться.

     - Жаль, что я не похож на тебя! – сказал Чан. – В тебе есть что-то, что делает тебя счастливой даже в ночь, как эта. Я, однако, устроен иначе. Притягиваю беды и неприятности каким-то сверхъестественным способом. Всегда было так. Если существует время невезучих, то я всегда в нем жил.

     Он был доволен, что его кто-то слушает.

     - Ты мне веришь, что после этой ночи каждый будет жить, в своем времени и будет счастлив?

     Он не ожидал ответа.

     - Все эти люди вокруг, кроме тебя, на это надеются. Но для каждого счастье в чем-то своем. Однажды я знал счастье. У моего счастья было женское имя. Но она ушла, и я уже не знаю, во сне это случилось или наяву. Сейчас я доволен и тем, что есть кто-то, кто слушает меня в ночь, как эта, потому что я уверен, что и потом меня ничего хорошего не ожидает. Мне хочется верить, что все это правда, ну то, что про те городки говорят, и что все будет как надо. Захотели сделать счастливыми всех... Но даже если не смогут, никто эту ночь не забудет.

     Чан повернулся.

     Девушка продолжала улыбаться.

     Она будет улыбаться так же навечно. Ей городки уже были не нужны.

     Чан Сунь встал. Почувствовал себя очень-очень старым. Плечи сгибались под тяжестью, которую на этот раз ему было не вынести. Он не сумел отличить запах счастья от запаха смерти!

     Где-то недалеко прозвучал голос из мегафона – призывал людей выйти и сделать живую цепь у 29-ого километра, чтобы защитить Прамос!

     Городок был одинок и беззащитен как он сам. И там люди, наверное, тоже боялись, как и он. И может быть их тоже мучали сомнения. Что-то зашевелилось у него внутри. Он должен был пойти! Будет ли у него достаточно сил добраться?

     Зазвонил телефон. Сначала он не обратил внимания. За последние пятнадцать лет ему никто не звонил. Он никому не был нужен. Зачем он понадобился кому-то точно сейчас?

     Звон не переставал. Ошибка, конечно. Но не лучше ли было поговорить с кем-нибудь живым, а не с трупом, как минуту назад?

     Вынул аппарат и услышал голос на другом конце.

     - Слушаю.

     Потом понял.

     Тяжесть свалилась с плеч, и он побежал.

     Он был нужен. Сегодня ночью!

 

  31.

Жиль Беллас выехал на объездную дорогу. Безмятежная ночь уже спустила звездный покров. Справа у дороги темнели сосны, а слева Урбабинцы искрилось как огромный бриллиант.

     На экране на передней панели автомобиля картины быстро менялись. Урбабинцы с минуты на минуту грозило подняться в воздух. Несколько раз на экране промелькнули репортажные автомобили «Факела». Он усилил звук и смог расслышать призывы, льющиеся из мегафонов. Люди должны были защитить Прамос! Гавридис сделал необходимое. Осталось узнать, сколько людей вслушается в призыв.

     Жиль Беллас продолжил по дороге, не убавляя скорости. Менее чем через десять минут он будет у 29-ого километра.

     Кадры на экране менялись не чаще чем через каждые тридцать секунд. Повсюду царила суматоха: горящие машины, взломанные магазины, стычки между гражданскими и полицией. Но на кадре, который привлек его внимание, стояло множество, дисциплинированно выстроенное в цепочку. Может похороны?

     Оператор переместил камеру к началу ряда и Жиль узнал его. Без сомнения это был Марио Ралло. Две громадные фуры стояли на дороге, повернутые друг к другу в форме острия и перекрывали вход в Полиграфический центр, а спереди, сидя за вынесенным из какой-то конторы столом, Ралло продавал книги! Это было просто невероятно, но люди бросали купюры прямо в картонку на столе, забирали книгу и быстро уступали место следующему. А какой-то китаец постоянно выносил новые и новые пакеты!

     Оператор, очевидно сильно заинтригованный, навел объектив на заголовок и задержал его на несколько секунд – ПРОЕКТ «Зоны времени».

     Крупный план исчез и на его месте снова просматривался человеческий ряд, и на этот раз было видно, как все новые и новые желающие выползают из соседних улиц и встают в очередь. Где-то со стороны, прозвучал одинокий голос мегафона, призывающего строить живую цепь у 29-ого километра.

     Вертолет с оператором на борту улетел дальше и на экране замелькали другие картины.

     Жиль на мгновение зажмурился. Люди, которые никогда в своей жизни не прочитали и двух слов, кроме газетных заголовков, в ночь как эта, толпились в очереди за книгой! А то, что городок вот-вот будет выравнен с землей – это их совсем не волновало.

     Просто невероятно!

     Конечно, Гавридис и репортеры из газеты не оставят его. Но что же смогут сделать двадцать человек, в арсенале которых нет даже камней! Будет просто показательное самоубийство!

     Неужто нужно?!

     Он нажал на педаль.

     В этот момент Жиль уловил два звука. Он не мог их ни с чем перепутать. Первый заставлял землю содрогаться. Второй был еще страшнее. Он шел слева и походил на яростное осиное жужжание. На мгновенье Жиль бросил взгляд в его сторону и увидел поле, усеянное сотнями летящими в его сторону светлячками.

     Но это были не светлячки.

     Были «Лиры». Которые перекрывали ему путь. Сейчас уже отступать было некуда. В сотую долю секунды Жиль осознал – военные купили «Лир» и сейчас они будут давить всех на своем пути. Посмотрел в зеркало заднего вида – темнота. Один. Прекрасно! Холодок пополз по его спине. Говорят, так выглядит отчаяние. На самом деле это был гнев человека, которому другие люди мешали выполнить обещание.

     Прозвучал гранатомет и поблизости блеснула вспышка.

     Жиль ухмыльнулся. Паршивцы! Промахнулись!

     Блеснула вторая светящаяся траектория – Жиль не верил своим глазам.

     Мишенью был не он!

     Рядом с его машиной выскочил «Лира» и бешено умчался вперед.

     - Давай, ребята! - заорал Жиль. – Остановите их!

     Мотоциклы против танков? Было ясно, что их не остановить.

     И тогда он увидел фары за своей спиной. Сотни тысяч светлых пятен на магистрали, которые быстро приближались.

     Спереди из темноты вырос силуэт танка, который, замедляя ход, тормозил, а за ним темнела длинная колонна.

     Жиль убавил скорость и остановил машину.

     По обе стороны магистрали блестели фары сотен байков «Лир» и их моторы устрашающе ревели, готовые к нападению. Первые из них уже выровнялись с Жилем и остановились. Какой-то мужчина выскочил из джипа, подбежал и быстро пристроил миномет.

     Было видно, что у него есть опыт. Поле и дорога были залиты огнями из края в край. Захватывало больше, чем звездный купол над головами!

     Воцарилось напряженное ожидание. Каждая сторона надеялась, что другие начнут первыми. Никто не спешил умирать! Хотелось пожить еще!

     И тогда из Урбабинцев покатилась блестящая слеза. Жилю потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что это шествие со свечами.

     Это их уже остановит!

     Слеза медленно катилась.

     Стало невероятно тихо.

     И тогда блеснул свет.

     Небо озарилось сиянием. В Прамосе включили Генератор.

     « И словно ветер будет он, и просеет время, что бы осталось только то, в котором ты будешь жить и будешь счастлив!» - так было написано в ПРОЕКТЕ «Зоны времени».

     Сияние усилилось и засверкало как радуга после дождя, как дождь, после зноя, как прохладное прикосновение к угари.  

     Люки открывались и из них вырастали темные фигуры, которые, в свою очередь, тоже впивали взоры в сторону Прамоса.

    «Жертвы станут убийцами и убийцы пойдут навстречу другому, большему злу. И после этой ночи мир станет иным!»

      Жиль почувствовал на своем лице дуновение ветра. Остальные тридцать три городка на земле тоже включили Генераторы.

     В ы х о д начался.

     А если это ошибка! Сомнение мгновенно улетучилось.

     Жиль повернулся к Урбабинцам. Там одна девушка нуждалась в нем. Сегодня ночью!

     И, слегка покачиваясь, он не спеша начал спускаться к городу.

                                        + + +

 

 

         Это не конец. Продолжение следует:

 

 

                               * Нарушители *